Андрей Курбский - Александр Филюшкин Страница 66

После прихода к власти в Речи Посполитой в 1575 году Стефана Батория в Ливонской войне постепенно происходил перелом. 1576 – 1578 годы король потратил на улаживание конфликтов внутри страны, реформирование армии и системы ее комплектования и финансирования, дипломатические усилия по укреплению международного положения. Он даже отдал Ивану Грозному в 1577 году на растерзание Ливонию. Благодаря политике Стефана к 1579 году Речь Посполитая серьезно окрепла и перешла в наступление. Оно оказалось успешным. Армия Батория громила русских. Правда, происходило это в основном благодаря не польским гусарам и литовской шляхетской коннице, а европейским наемникам, которых Стефан в большом количестве призвал под свои знамена – преимущественно венграм и германцам, а также итальянцам, французам, даже шотландским стрелкам.

Поляки и литовцы были для воинов Ивана Грозного врагом знакомым, которого не раз бивали. А вот европейские профессиональные военные, наемники, продавшие свои шпаги Стефану Баторию, оказались противником новым и сильным. Европейцы, переживавшие так называемую «военную революцию», пришли в Россию носителями принципиально новой, прогрессивной военной тактики. Армия Ивана Грозного по сравнению с ними была отсталой, феодальной. Русские воины смогли их остановить только на третьем году войны под стенами Пскова в 1581 году. Боевые действия 1579 – 1580 годов происходили при полном преимуществе армии Батория. Пали Полоцк, Сокол, Озерище, Велиж, Великие Луки, враг осадил псковские пригороды и в конце концов дошел до самого Пскова.

Курбский, как уже говорилось, воевал под Полоцком в 1579 году, участвовал во взятии этой крепости и боях под соседним Соколом. Прямо там, в лагере, он написал новое письмо царю, которое, казалось бы, должно было поставить точку в затянувшемся споре. В эти же годы князь обдумывал замысел большого антигрозненского сочинения – «История о великом князе Московском». Оно было закончено в начале 1580-х годов. Идеи, изложенные в Третьем послании Курбского и «Истории...», сходны, поэтому можно объединить эти сочинения.

К этому времени Курбский сильно изменился. Во-первых, он успел основательно подзабыть свою былую родину. Жизнь князя в Литве была слишком бурной и разнообразной, полной новых впечатлений. На этом фоне воспоминания о прошлом, к тому же далеко не всегда приятные, тускнели и либо исчезали вовсе, либо заменялись личными мифами, в которые сам эмигрант искренне верил.

Теплых чувств к православной России у Курбского осталось мало. Слишком много он успел повоевать с русской армией, слишком долго убеждал себя и своих читателей, что этой заблудшей страной правит тиран-еретик, который превратил ее в мрачное царство невежества и разгула дьявольских сил. Курбский теперь верил только в это. Для него Святорусское царство, о котором он писал в первых своих посланиях с невыразимой нежностью и болью, погибло навсегда. Шансов у России нет. Поэтому у Курбского изменилось отношение ко всему русскому: все лучшее в прошлом, его погубил Иван IV. Царь истребил святых мужей и лучших воевод – «избранных во Израили». Вместо них остались одни «калеки». Поэтому князь злорадствует и торжествует, описывая унижения русских пленных, которых, связанными, бросают к ногам гордых воинов Речи Посполитой. Он радуется, когда русская армия разбита и бежит. Она «...как будто состоит не из людей, а становится подобным стаду овец или стае зайцев, не имеющих пастуха, которые боятся гонимого ветром листа». Эмигрант пишет об «огромном и вечном стыде» царя и «всей Святорусской земли», о «сраме народов – сынов русских».

К тому же к концу 1570-х годов Курбский приобрел солидный философский багаж. Вместе с Амброджием в середине 1570-х годов Курбский переводил сочинения Иоанна Златоуста, объединенные в сборник под названием «Новый Маргарит». К весне того же 1575 года Курбский замыслил сам перевести «Богословие» Иоанна Дамаскина, третью и главную часть его догматического труда «Источник знания». К 1579 году князь перевел и другие части – «Диалектику» со статьей «О силлогизме» и отдельные фрагменты труда Дамаскина. Если раньше князь критиковал Ивана Грозного главным образом на основе Священного Писания и некоторых теологических трудов, то теперь его теоретические знания значительно расширились.

Эти тексты были необычайно важны для формирования мышления Курбского. До этого, несмотря на определенную начитанность и большой энтузиазм, мышление Курбского все же было достаточно хаотичным. Он считал Ивана IV отступником от правильной веры, «ненастоящим царем». Для обличения Ивана Грозного князь использовал библейские цитаты и аналогии из церковной истории. Себя он мыслил, как он сам писал в письме пастору Иоганну, подражателем библейского Давида. Но концепции, четкого сценария драмы мировой истории, действующими лицами которой были тиран Иван и праведник Курбский, до 1570-х годов у эмигранта еще не было.

Именно при работе над переводом «Нового Маргарита» князь довел до апогея свою идею о погублении Святорусского царства предтечей Антихриста – Иваном Грозным. Он обосновал разработанную в деталях концепцию исторической катастрофы. По его мнению, православной вере угрожают два «дракона»: внешний и внутренний. «Внешний дракон» – это гонитель христиан, царь-тиран, подобный язычнику Нерону. Основам православной веры он не опасен, а только сплачивает христиан в противостоянии деспоту.