Деградация и деграданты. История социальной деградации и механизмы ее преодоления - Борис Шапталов Страница 66

М. С. Горбачева хвалят: «Он дал свободу!» Да, но какую? Свободу ходить по минному полю и бросаться в воду, не зная броду? Дэн Сяопин в это же время двигался вперед с истинно государственной мудростью. Он шаг за шагом обезвреживал «мины» под зданием государственности. Общество сначала шло, а побежало, когда это стало безопасно. Советское же,

наоборот, побежало сразу и тут же споткнувшись, полетело головой вниз, переломав себе кости. В чем состоит качественная разница обоих подходов — немалая часть нашего интеллектуального сообщества понять не может до сих пор (характерен, например, ответ Б. Немцова, одного из политиков ельцинской поры, на обвинение в плохо проведенных реформах: «Мы — не китайцы»!). Это также видно из спора о том, явился ли распад Советского Союза закономерным или рукотворным явлением?

Раз это событие произошло, то естественно его отнести к разряду закономерных, ибо следствие имеет причину, а значит, объективную связь. В этом случае распад Китая после свержения Цинской династии (1911 г.) был закономерен. Но в 1949 году коммунисты во главе с Мао Цзэдуном объединили Китай. И это событие также надо отнести к закономерному процессу. В 1989 году волнения молодежи в Пекине едва не опрокинули

режим, что было бы закономерно — аналогичные процессы шли во многих других социалистических государствах. Однако развала власти не произошло и государство, в отличие от рассыпавшихся СССР, Чехословакии и Югославии, устояло. Более того, КНР совершила мощный рывок в рамках старой идеологии и политического режима. И раз нынешний Китай состоялся как сильная, перспективная, уверенно смотрящая в будущее держава, то логично это также отнести к объективному ходу вещей. Получается, нечто по Гегелю: все действительное разумно, все разумное — действительно.

Или в этой череде «объективности» кроется какой-то подвох?

Прежде всего видно, что История (все равно, что понимать под ней — социально-экономические процессы или волю Мирового Духа) не любит однозначности. Существуют разные варианты выбора судьбы страны, и все они вполне «объективны». Это видно хотя бы по таким наглядным примерам, как Северная и Южная Корея, Восточная и Западная Германия (ГДР и ФРГ). «Объективность» же проявляет себя через субъективные действия людей, а применительно к государству — политику правящего класса. Поэтому, если императорский Китай потерпел в 1911 году крушение, как итог политики предыдущих десятилетий, то соседняя и находившаяся на одном уровне развития императорская Япония, наоборот интенсивно развивалась. Оказывается, оба варианта — крушения или рывка вперед — объективно реализуемы через субъективные действия, что подтверждается историей многих государств.

У Московского княжества, зажатого между Ордой и другими русскими княжествами-соперниками, не было никаких объективных условий для будущего превращения в могучую Империю.

У руководителей восстания маленьких провинций на берегу Северного моря против могучей Испании, как будто бы не было серьезных возможностей через несколько десятилетий превратить этот очаг свободы в великую торгово-колониальную Голландию.

13 колоний на побережье Атлантики, объединившихся в рыхлую конфедерацию — США, имели те же исторические шансы, что и у появившейся спустя три десятилетия Бразилии.

Не было, казалось, у разоренной после гражданской войны и эмиграции немалой части образованных классов Советской России объективных условий превратиться через 25 лет в сверхдержаву.

Но одни государства почему-то вырастали в страны, обогащавшие мировую цивилизацию множеством научно-технических открытий и культурных достижений, а другие остались средненькими государствами. Вывод: «объективные условия» создаются трудом и энергией управляющих и стимулируемой ими нации. Или наоборот, управляющий класс растрачивает «субъективные» у них возможности, создавая вместо них «объективные» трудности.

Все, в конечном счете, решает высокий профессионализм (или непрофессионализм) правителей и воля (или безволие) правящего класса. В зависимости от качества субъективного фактора получается объективный исторический вариант императорских Японии и Китая, социалистических КНР и СССР и т. д. Так насколько «объективны» были последствия горбачевских реформ?

Анализировать «перестройку» с позиций экономической науки практически бессмысленно. Прийти к иным выводам, кроме эмоциональных («глупость», «непрофессионализм» и т. д.) — трудно. Намного лучше получается, если анализировать «перестройку» как политическую комбинацию, проведенную советской обуржуазившейся бюрократией. Тогда все, вроде бы, встает на свои места: в действиях верховной власти появляется логика целей и смыслов. Оттого широкое распространение получила трактовка событий как процесс «конвертации комбюрократией своей власти в собственность». Однако эта объясняющая теория плохо подтверждается фактами. Большую часть собственности получили люди, далекие от партийно-государственного аппарата. Алекперов, Усманов стали миллиардерами, хотя и работали в прежней системе, но на сугубо административно- хозяйственных должностях. Лишь Ходорковский был комсомольским функционером, но отношения к выработке и проведению политики, естественно, не имел. Поэтому не очень понятно, что конкретно получили партийные функционеры высшего ранга, потеряв власть. Член политбюро Гришин, например, умер в очереди в собесе. Не заимели больших состояний ни Горбачев, ни Рыжков, ни другие творцы перестройки. Поэтому личные мотивы перестройщиков относятся к разряду иррациональных, логически непознаваемых. Конечно, можно объяснить действия руководства СССР желанием привести страну к демократии, что и делается. Но зачем государство было рушить? В оправдание случившегося в ходу выражения типа: «распад СССР был обусловлен объективными тенденциями». Спорить с этим утверждением сложно по той причине, что в истории нет правила повторного хода, как в компьютерной игре. Невозможно вернуться к начальному старту и попробовать иной вариант. Есть лишь одна «малость», которую отрицают сторонники неизбежного распада СССР, и на что обращают внимание сомневающиеся в неизбежности краха Советского Союза. Это Китай, который тоже имел черты идеологической «империи». Там рыночные реформы прошли без обрушения государства и политической системы. Получились два кардинально различных варианта развития событий. Первый был определен некомпетентностью руководства, второй, наоборот, государственной расчетливостью.

Что такое государственная компетентность для современного российского общества — вещь малопонятная. Это, в частности, проявилось в судьбе обанкротившихся политиков. Сразу после краха государства Н. И. Рыжков и Е. К. Лигачев были избраны в Государственную Думу России. То есть их опыт (крайне негативный) был признан избирателями полезным для нового государства. Показательно, что и сами кандидаты не испытывали стыда за развал государства.

Самопогромные «реформы», проведенные при их участии, есть показатель уровня государственного мышления правящего класса. Бывший госсекретарь США Г. Киссенджер отозвался о Горбачеве так: «Он был некомпетентен в вопросах коммунистического управления, но заслуживает уважение за прекращение "холодной войны"». Это точная формула: некомпетентность деградантов в управлении должна была компенсироваться благостью их помыслов. Источником же государственной некомпетентности являлась уверенность, что «свободы» и «рынок» сами по себе приведут к райским кущам. Под этой завесой с конца 1980-х годов в СССР были открыты все шлюзы для проникновения массы негативных факторов — экономических, культурных, идеологических, ухудшающих состояние страны. И получилось следующее.