Солдат. Политик. Дипломат. Воспоминания об очень разном - Николай Егорычев Страница 66

22 июня у меня состоялся неприятный разговор с Брежневым. Я пришел к нему и сказал:

– Леонид Ильич, вы вчера выступили фактически против меня. Я считаю, что в этих условиях я не могу руководить Московской городской партийной организацией. Я могу руководить только в том случае, если пользуюсь полным доверием и поддержкой политбюро и генсека. Мне такого доверия, как я понимаю, нет, я должен уйти.

– Слушай, Коля, я же не ставлю вопрос о твоем исключении из состава ЦК.

– А за что меня исключать из состава ЦК? – возмутился я. – Я сделал что-то, нарушающее Устав партии? Или выступил против решений пленумов и съездов?

– Вот скажем – и исключат! – завелся Брежнев.

– Но вы не забывайте, Леонид Ильич, что я тоже поборюсь!

Генсек сразу остыл:

– Да ты меня неправильно понял. Я же тебя очень люблю. Не торопись, подумай как следует, а завтра приходи снова.

– Хорошо, до завтра, – согласился я, отлично понимая, для чего ему нужен еще один день.

Брежнев просто тянул время, так как в этот момент по его заданию шла в Москве обработка партийного актива.

Брежнев и его окружение боялись, что московский актив не примет моей отставки. Дело в том, что в Москве меня хорошо знали по моим делам. И ведь совсем недавно я был единогласно избран в состав МГК партии.

Ю. Д. Липинский: На следующий день он меня опять вызывает:

– Я написал заявление. Прочитайте.

«Генеральному секретарю ЦК КПСС тов. Брежневу Л. И.

В связи с тем, что на июньском пленуме Центрального комитета партии моя позиция получила осуждение двух членов политбюро и двух кандидатов в члены политбюро, я не считаю себя вправе оставаться в должности первого секретаря Московского городского комитета партии. Согласен на любую работу». Дата. Подпись.

– Николай Григорьевич, неужели так серьезно?

– Я был у Брежнева. И он сказал: «Я тебя защитить не могу». Поэтому я иду с этим заявлением.

Назавтра прихожу снова к Брежневу.

– Ну как, не спал всю ночь? – участливо спрашивает он.

– Да нет, спал хорошо. Потому что для себя я вопрос решил еще вчера: я должен уйти. Потом знаете, вы не беспокойтесь: раз я сказал, что я должен уйти, я уйду. Уйду по-хорошему. И мой московский актив меня поддержит. Если кто-то будет выступать «против», я вам гарантирую, что у меня достаточно авторитета, чтобы все прошло без эксцессов: Московская партийная организация не допустит разлада в единстве партии.

– Ну ладно, – облегченно вздохнул Брежнев. – Ты знаешь, как я тебя люблю, Коля! Что для тебя сделать?

– Мне нужна работа, вот и все.

– Да работу тебе дадут! Ты ведь инженер. У тебя хорошие данные. Капитонов уже занимается, – проговорился он. – Но я лично хочу тебе помочь. Ты же знаешь, как я тебя люблю…

Я понимал, что ЦК партии оказал доверие Брежневу, и если в наших отношениях возникли разногласия, то уйти должен я. А будущее покажет, кто был прав.

П. Е. Шелест: …Позвонил мне Л. Брежнев (наконец его «прорвало»), сказал: «Московская городская партийная организация нуждается в укреплении, и Егорычева стоило бы заменить». Это «здоровая, партийная реакция» руководителя партии на критическое выступление на пленуме ЦК КПСС стоила первому секретарю МГК должности. Брежнев на первого секретаря МГК предложил кандидатуру В. Гришина – он тогда работал председателем ВЦСПС. «Все согласились», – сообщил Брежнев мне. Я тоже молчаливо согласился, хотя в душе не было согласия. Я думал, что нельзя так поступать и обращаться с кадрами только за то, что они имеют свое мнение и говорят правду. Многие играли в прятки со своей совестью и принципиальностью. Брежнев все больше проявлял свои «способности и задатки» расправы с неугодными ему кадрами ^[23].

Ю. Д. Липинский: После пленума ЦК было закрытое заседание бюро МГК. Но сначала Егорычев собрал секретарей. А секретарей предварительно обработали. Кто и как обрабатывал, я не знаю, да и никто не знает. Вернее, никто не скажет.

Он секретарям рассказал все подробно. Выступали Павлов, Дементьева, Воронина, Калашников, Крестьянинов, Шапошникова. Они выступили против Егорычева. Все они обвиняли Егорычева, что он с ними не советовался, готовя свое выступление на пленуме.

В. И. Туровцев: На третий день после завершения пленума ЦК мне позвонил второй секретарь МГК Владимир Яковлевич Павлов и коротко сказав: «Заезжай», – повесил трубку. Когда я зашел к нему, он мне заявил:

– Завтра на бюро горкома выступит Н. Г. Егорычев с заявлением, в котором он попросит освободить его от обязанностей первого секретаря и члена бюро МГК. И мы должны будем освободить его.

– С какой стати? – спросил я, хотя к тому времени уже знал некоторые подробности его выступления.

– Ну, ты знаешь, – вскинулся он, – он неудачно выступил на пленуме!

– А ты что, всегда удачно выступаешь? Я, например, о себе такого сказать не могу. Когда удачное выступление, а случалось – и неудачное. И что же, за одно неудачное выступление мы должны снимать человека с работы?

– Ну знаешь, Виктор, ты много на себя берешь. Я ведь говорю тут не только от своего имени. Ты это должен понимать. Поэтому приготовься к тому, чтобы завтра выступить так, как я тебе говорю.