Гражданская война. Миссия России - Дмитрий Абрамов Страница 66

На рассвете 4 июля Западный фронт Михаила Тухачевского также перешел в наступление. Основной удар наносился на правом, северном фланге, на котором было достигнуто почти двукратное превосходство в людях и вооружении. Замысел операции заключался в том, чтобы кавалерийский корпус Гая обошел с фланга польские части. Силы Белорусского фронта должны были оттеснить 4-ю польскую армию к литовской границе. Эта тактика принесла успех. Польские 1-я и 4-я армии начали быстро отходить в направлении Лиды 5 июля. Не сумев закрепиться на старой линии немецких окопов, они в конце июля отошли еще западнее – к Бугу. За короткий период времени Красная Армия продвинулась более чем на 600 верст. 10 июля поляки оставили Бобруйск, 11 июля они ушли из Минска, 14 июля части РККА взяли Вильно. 26 июля русские солдаты и кавалерия в районе Белостока своими сапогами и копытами коней попирали уже польскую землю. А 1 августа, несмотря на приказы Пилсудского, русским войскам почти без сопротивления был сдан Брест.

* * *

В ходе успешно проведенной операции в июне 1920 года и разгрома конной группы Жлобы частям Русской армии удалось прорваться к Донбассу. Отряд в 800 бойцов под началом половника Назарова высадился восточнее Мариуполя 9 июля и занял станицу Новониколаевскую. Но красные уже приобрели опыт общения с флотом Врангеля. К этому времени они создали свою Азовскую флотилию из 13 кораблей, попавших к ним в руки в различных портах. Это были канонерки, сторожевики, вооруженные артиллерией пароходы. Выведенная в море, эта флотилия встретила суда, везущие подкрепления Назарову, и после полуторачасового боя вынудила их повернуть обратно. Затем с моря красные начала бомбардировку Новониколаевской, к которой подтягивались армейские части. Командование противника было явно напугано десантной операцией белых. Для ликвидации десанта была создана целая войсковая группа из одной пехотной и двух кавалерийских дивизий. После тяжелых боев 15 июля Назарову удалось прорваться на восток и двинуться рейдом по станицам. За счет присоединившихся казаков его отряд вырос до полутора тысяч бойцов.

Но никакого восстания не произошло. Дон был обескровлен. Кто полег в боях, кто ушел с белыми, кто находился в плену у красных, кто умер от тифа, кто был подметен мобилизацией. Станицы стояли полупустые. Люди жили впроголодь, не в силах прокормить не только Назарова, но порой и самих себя. Многие прошедшей зимой бежали от красных и потеряли все имущество. В дополнение всех бедствий на Дону началась эпидемия чумы.

Красные преследовали Назарова по пятам. В районе Константиновской, прижав к Дону, они окружили его. Отряд был разгромлен. Часть его погибла, часть рассеялась. Назаров с небольшой группой ушел за Маныч. Но и там группу настигли и добили. Полковнику удалось уйти, хотя вскоре он был задержан. При аресте Назаров сумел выдать себя за обычного дезертира. Потом сбежал. Лишь осенью добрался он до Крыма… Единственным положительным результатом десанта стало то, что он на время оттянул значительные силы красных.

* * *

Реорганизованные и перевооруженные соединения донских казаков срочным порядком перебрасывались из Южного Крыма в Северную Таврию для пополнения Донского корпуса атамана Богаевского, сражавшего в восточном направлении. На пути казаков раскинулась древняя столица Крымского ханства. Бахчисарай показался Туроверову подобием большого и пестрого татарского аула, разместившегося в огромном ущелье. Кривые улочки, порой грунтовые, порой мощеные камнем, вьются и разбегаются в разные стороны от единственной большой улицы – дороги, ведущей от устья ущелья к его истокам. По дну ущелья течет мутная речушка, что берет начало где-то высоко в распадах скал.

Выложенные из желтого известняка, а то и глинобитные сакли и домики, крытые то черепицей, то камышом, беспорядочно лепились друг к другу или к уступам-утесам гигантских скал. Пики минаретов маленьких мечетей высились то там, то тут над крышами невысоких домиков. Смешанный запах горящего кизяка, конского и коровьего навоза наполнял улицы. Козы паслись по более пологим подъемам скал. Словно в большом селении, здесь ржали кони, мычали коровы, блеяли овцы, пели петухи и кудахтали куры. Не слышно было только хрюканья свиней в хлевах. Все это было знакомо Туроверову. Его поражало другое – ущелье, словно каменными стенами циклопической кладки, ограждено было гигантским монолитом скал, поднимавшихся на высоту до двухсот и более метров. Никакая рукотворная человеческая постройка не могла тягаться с этим грозным и дивным явлением природы и делом рук Творца. Вероятно, Великий потоп промыслом Божиим промыл это ущелье, унеся с собой в океан мягкие породы и оставив эти гигантские меловые скалы – следы еще более древнего допотопного моря, простиравшегося когда-то по лику Восточной Европы.

В древнейшие времена люди посетили и стали заселять это место, потому что плато, раскинувшееся на вершинах скал, представляло из себя цепь созданных самой природой неприступных, нерукотворных крепостей. Внимательно объехав верхом и осмотрев ущелье в течение дня, Николай отметил, что подняться на плато возможно всего в трех-четырех местах. Он знал уже со школьной скамьи из учебников истории, что десятки и порой сотни тысяч христиан-полоняников: русских, малороссов, ляхов и влахов, захваченных в набегах, несколько столетий подряд пригоняли сюда лихие татарские воины. Убежать отсюда было практически невозможно. Здесь их ожидала разная судьба. Женщин и девушек распродавали в гаремы, в услужение мусульманской знати не только в Бахчисарае. Их сбывали, как скот, в Кафе генуэзцам, туркам, арабам и другим работорговцам. Мужчин и юношей продавали для черной работы в каменоломнях, у солеваренных и известеобжигательных печей. Считалось, что повезло тому, кого выкупали местные христиане – греки или армяне. Тех ожидала работа в кузницах, гончарных мастерских, на постройке домов, печей. Им обеспечена была более сытая и достойная жизнь. Они могли посещать местные христианские храмы. Но самых крепких или пытавшихся бежать продавали на галеры, что татары и турки называли «каторга». На галерах надевали кандалы, приковывали к скамьям у борта, и люди становились пожизненными гребцами. Тяжелым веслом гребло по два человека с каждой стороны. Хуже галеры-каторги нельзя было ожидать ничего…

«Вот большевики и нам – казакам и всему народу русскому хотят устроить такую каторгу», – вдруг пришла мысль Николаю.

Он поморщился, как от зубной боли, и сплюнул. Осматривая город, Николай ненадолго заехал в ханский дворец, возвышавшийся среди низких построек Бахчисарая на главной улице-дороге ущелья. Давно опустевшее гнездо некогда грозных «крымских царей» – вассалов турецкого султана – еще сто лет назад было превращено русскими властями в музей. Ансамбль восточных построек, расписанных и отделанных в иранском и арабском стилях, большая дворцовая мечеть и высокий минарет цепляли глаз. Но, быстро осмотрев их, Туроверов остановился у большого, многогранного в плане и довольно глубокого фонтана, располагавшегося справа от входа на центральную площадь дворца. Здесь была тень и господствовала прохлада, исходящая от водяных струй и мелких брызг, сеющихся от водяной чаши водоема. Присев на краю каменной кладки, отделанной мрамором, он посмотрел на воду. Тихий ангел лиры овеял Николая своими крылами. Проза и страшная реальность войны отступили. Перед внутренним взором явилось лицо любимой женщины. Умиротворение охватило его, и он вспомнил, что здесь в свое время был Пушкин. Обрывки поэмы поплыли в памяти…