В пасти Дракона - Александр Красницкий Страница 65

— Да, сюда...

— Не к капитану ли Неронову?

— К нему.

— Так-с! Самого капитана дома нет, с ротой ушёл, а хозяйка его больна после этого шибко...

«Так вот отчего никто не встретил меня! — подумала Варвара Алексеевна. — Теперь я понимаю».

Дверь ей отворил «бой» — слуга-китаец. Очевидно, он был уже предупреждён о приезде гостьи, потому что не выразил никакого удивления при виде её.

Действительно, Варвару Алексеевну ждали. Ей была приготовлена комната, но никто из хозяев не показывался. В доме царила мёртвая тишина. Даже дети примолкли — Кочерова знала, что у Нероновых двое ребятишек. Всё это немало смутило молодую женщину. Ей стало очень неловко за свой приезд не вовремя, несмотря даже на то, что их семья была в самых дружеских отношениях с семейством Неронова. Но делать было нечего; остановиться в одной из гостиниц, вечно переполненных всяким интернациональным сбродом, Варвара Алексеевна не решалась. Впрочем, очень скоро появление старушки-матери Неронова вывело молодую женщину из затруднения.

Лицо старушки было заплакано. Она не могла удержаться от слёз и кинулась в объятия Кочеровой, лишь только увидела её.

— Марья Дмитриевна! — воскликнула та. — Да скажите же, что такое приключилось! Что всё это значит?

— Оленька больна. И война всему причиной! — так и захлёбываясь слезами, отвечала старушка. — Этакая беда! Жили тихо, смирно, вдруг война, как снег на голову! Взяли Васю, ушёл он от нас, а Оля-то... маленького ждала. И так она в этом положении нервна всегда, а тут, как Вася уехал, сколько ни крепилась, не выдержала, свалилась... Неблагополучное разрешение... Выживет ли, неведомо. А Васе и писать нельзя. Ему тоже не сладко. Сердце-то, поди, так и рвётся. Несчастные мы! И зачем только люди проклятую войну придумали!..

— Что же с Олей?

— Без памяти она... Ещё что там будет, а здесь уже война жертву потребовала... Не одна, поди, Оля на Руси теперь так же страдает: каждая жена, каждая мать все глаза выплакала...

Варвара Алексеевна, насколько могла, утешила старушку. Та под влиянием ласковых слов несколько успокоилась, вспомнила, что гостья с дороги устала, и сейчас же принялась хлопотать по хозяйству.

— Уж простите, милочка! — говорила она. — Совсем я старая, с ног сбилась. Как Оля слегла, везде одна.

Через несколько минут в столовой уже кипел самовар, явилась лёгкая закуска. Варвара Алексеевна успела побывать у больной. Неронова действительно была без памяти. Нервы не выдержали, и жестокая болезнь свалила с ног молодую женщину, только что даровавшую жизнь новому человеческому существу.

Да, это истинно была жертва войны. Какое дело было несчастной больной до славы побед, до всех дипломатических ухищрений и политических осложнений? Что ей было за дело до того, что наглецы Запада, гнавшиеся за коммерческими выгодами, взбаламутили «живое жёлтое море» и разбудили свирепого Дракона? Ведь это они отняли у неё мужа, отца её детей, это они от тихой семьи бросили его в кромешный ад штурмов, битв, кровопролития... Ничего ещё не было сделано, а жертвы уже были налицо...

Взволнованная донельзя, со слезами на глазах, смотрела Варвара Алексеевна на свою бедную подругу, и мысли её невольно неслись к тем, кто мог уже стать жертвой прогневанного Дракона.

Марья Дмитриевна за чаем передала ей все подробности разлуки её сына с семьёй:

— Знаю я, сильно страдал Васенька. Только и виду не подал, что у него на сердце творилось. Словно на пустяшный какой манёвр с ротой своей пошёл. Улыбался всё. Пока он был, и Оля крепилась. Его мужество на неё действовало. Да как ему иначе было! Он пример должен был показывать другим — подначальным. Русский, ведь, он! Как поход объявили, будто переродился, будто другой стал. Ходит к солдатам, послужить уговаривает. Всех ободрил, все не на смерть, а на потеху пошли...

Так оно и было на самом деле. Старушка не преувеличивала. Велик дух русского воина! Во Владивостоке, откуда были отправлены в Порт-Артур первые воинские части, повеление о походе явилось полнейшей неожиданностью, но не было никого, кто бы при известии о походе выказал хоть на мгновение и тень слабости. От высших офицеров до последнего ротного замухрышки все выказали себя истинно русскими людьми. Без сожаления покидали тихие семьи, насиженные места. На смертельную опасность шли, как на весёлый праздник. Всеми руководило одно только стремление: с честью выполнить свой долг перед Родиной. Да, велик русский воин могучим духом, способным горами ворочать...

Долго ещё рассказывала Марья Дмитриевна гостье о сыне, об его мужестве, сама не замечая, что молодая женщина так и порывалась спросить о том, нет ли для неё каких-нибудь известий о муже. Наконец она вспомнила.

— Ах! — всплеснула руками Марья Дмитриевна. — Вот что значит старость не радость... Из ума вон. О своих делах толкую, а позабыла совсем, что вам телеграмма есть... да и не одна ещё, а целых две!

Варвара Алексеевна мгновенно оживилась:

— Где же? От кого?

— Сейчас, сейчас! Одна от супруга, верно, а другая, уж не знаю, из Пекина, кажется...

Старушка побежала во внутренние комнаты и через минуту вернулась с двумя телеграммами.

Кровь так и хлынула в голову молодой женщины, когда у неё в руках оказались эти пакетики. Она не могла даже решиться вскрыть их сразу. Только совладав с волнением, Варвара Алексеевна, не глядя, открыла первую попавшуюся под руку телеграмму. Один взгляд, и содержание было уже известно. Сердце замерло у неё в груди, голова закружилась, в глазах потемнело...

Это была телеграмма из Пекина. Старики Кочеровы уведомляли невестку, что Лена пропала без следа...

Несколько минут молодая женщина была как в забытье. Едва придя в себя, она схватила вторую телеграмму.

Эта была от мужа.

Михаил Васильевич телеграфировал жене, что он не может встретить её, не может даже оставить своего поста. Он просил или почти приказывал ей немедленно ехать в Благовещенск, где у них был свой дом, потому что, по его мнению, во Владивостоке было далеко не безопасно. В Благовещенск он обещал прибыть и сам при первой возможности.

Телеграмма мужа была составлена в таких выражениях, что Варваре Алексеевне только и оставалось повиноваться.

Марья Дмитриевна заметила бледность, внезапно разлившуюся по лицу Варвары Алексеевны.

— Что с вами, милочка! На вас лица совсем нет! — воскликнула она. — Худое известие получили?

Кочерова горько усмехнулась:

— Лена пропала, Миша не может выбраться, чего же ещё? Пришла беда со всех сторон. Вот посмотрите.

Она передала Марье Дмитриевне телеграммы.

Старушка ахнула, когда узнала об исчезновении Лены, которую помнила ещё маленькой девочкой.

— Что же теперь делать-то? Беда такая! воскликнула она.

— Как что! Мне нужно ехать в Благовещенск.