Секретная миссия Рудольфа Гесса. Закулисные игры мировых держав. 1941-1945 - Бернард Хаттон Страница 65

Рудольфу Гессу семьдесят четыре года. Двадцать восемь из них он провел в тюрьме. Бесчисленное множество людей публично требовало его освобождения. Эти требования полностью соответствуют этическим нормам социалистов. Среди тех, кто выступает за освобождение Гесса, мистер Уинстон Черчилль и сэр Хартли Шоукрос, который был британским обвинителем Гесса.

Я беру на себя смелость перечислить лишь немногих людей, которые тоже требуют освобождения Гесса. Это профессор Хан, профессор Гейзенберг, Мартин Неймёллер, Андре Франсуа-Понсе, Сефтон Делмер, Жан Ануй, епископ Лилье, Эрнст Юнгер, Фрэнсис Ноэль-Бейкер, лорд Роберстон из Окриджа, лорд Рассел из Ливерпуля, епископ Вулвичский и доктор Отто фон Габсбург.

Это лишь несколько человек из восьми сотен людей, представляющих все религии и политические течения мира, которые подписали открытое письмо с просьбой освободить Рудольфа Гесса.

1958 год был объявлен Организацией Объединенных Наций Годом прав человека.

Позвольте же мне предложить Вам пересмотреть отношение советского правительства к Гессу из истинно гуманных принципов».

Но просьба профессора Юлиуса Эпштейна не была услышана.

26 апреля 1969 года Рудольфу Гессу исполнилось семьдесят пять лет. Он сидел на деревянном табурете в своей камере, не зная, что у стен тюрьмы Шпандау проходит демонстрация, организованная Комитетом помощи освобождения Рудольфа Гесса. Демонстранты ходили взад-вперед мимо ворот тюрьмы с плакатами, на которых были написаны следующие слова: «Рудольф Гесс хотел положить конец войне. Неужели он должен умереть за это в Шпандау?»

Профессор Бертольд Рубин из Кельна возглавил делегацию, которая подошла к воротам тюрьмы, и положил здесь букет роз для Гесса.

Более шести тысяч человек подписали обращение с требованием освободить Гесса.

Гесса всегда заботило его физическое здоровье. Многие симптомы его болезни, вероятно, были вызваны состоянием его психики, но к концу 1969 года у него так сильно обострилась болезнь желудка, что медицинские специалисты, отвечавшие за его здоровье, не на шутку встревожились. В ноябре 1969 года русские врачи в Шпандау решили, что его надо класть в больницу. Но когда советский врач сказал Гессу, что его необходимо отвезти в госпиталь, он отказался ехать. Гесс пришел в сильное возбуждение и обвинил советского надзирателя в том, что он дал ему яд. Только после того, как в Шпандау был вызван представитель одной из западных держав, который заверил Гесса, что его поместят в британский военный госпиталь в Западном Берлине, он успокоился и согласился ехать.

Задолго до этого представители всех четырех держав договорились, что если кому-нибудь из военных преступников понадобится лечение в стационаре, то его положат в британский военный госпиталь в Берлине. Это был один из самых современных госпиталей в мире. Он был оборудован подземными палатами для больных и операционным отделением, где врачи могли оперировать даже в условиях атомной войны.

24 ноября 1969 года Гесса доставили на второй этаж этого госпиталя, где для него подготовили помещение. И хотя вход в него преграждала железная решетка и такие же решетки красовались на окнах, обстановка здесь была гораздо более свободной, чем в Шпандау.

После тщательного обследования врачи установили, что у Гесса – язва желудка. Американский, британский и французский специалисты пришли к решению, что его необходимо оперировать, но против этого выступил советский доктор, который заявил, что, по его мнению, в операции нет никакой необходимости. Гесс был пациентом британского военного госпиталя, но ответственность за него по-прежнему несли четыре державы. И из-за того, что советская сторона наложила свое вето, операция была отменена – ее заменили щадящей диетой.

Лорд Шоукрос, который на Нюрнбергском процессе был главным обвинителем от Великобритании, с возмущением отозвался о «трусости» британских властей, которые подчинились советскому вето, хотя врачи трех других стран считали операцию необходимой. «Я не буду ничего говорить о гуманности, хотя по-прежнему верю, что благословенны милосердные», – заявил он.

Гесс был очень слаб. У него было высокое давление, ноги и руки отекли, он не мог пройти и нескольких метров, чтобы у него не заколотилось сердце. Он написал сыну Вольфу, чтобы тот нашел для него независимого врача. Семья Гесса обратилась с просьбой, чтобы Гесса лечил выдающийся западногерманский хирург, профессор Рудольф Ценкер. Но русские дали на это короткий и быстрый ответ – «нет!».

Незадолго до Рождества, видимо опасаясь, что это будет его последнее Рождество на земле, Гесс впервые попросил, чтобы ему разрешили встречу с женой и сыном.

Он имел на это полное право. Британские власти пообещали, что в сочельник он в течение полутора часов будет иметь возможность общаться с родными. Однако позже продолжительность визита фрау Ильзе и Вольфа сократили до получаса. Жена и сын Гесса обратились с просьбой продлить этот срок хотя бы до часа, но получили отказ.

Когда фрау Гесс и ее сын прибыли в госпиталь, их ознакомили с правилами, которые их сильно поразили. От них потребовали подписать список условий, состоящий из девяти пунктов. Среди условий были и такие:

1. Им запрещалось дотрагиваться до Гесса или пожимать ему руку.

2. Они должны были подвергнуться обыску.

3. Им запрещалось рассказывать кому бы то ни было о том, что происходило во время визита к Гессу.

Вольф Гесс позже рассказывал: «Я отказался подписать этот документ. Я заявил, что особенно возмущен условием, которое требовало сохранять подробности нашего визита в тайне. На это мне ответили, что, если я расскажу о чем-нибудь, мне уже больше никогда не позволят встретиться с отцом. Я выразил протест против этой угрозы. Я всегда верил, что никто не имеет права нарушать свободу слова на Западе. Я очень дорожу этим принципом, поскольку именно он позволяет мне долгие годы бороться за освобождение моего отца. Мне предстояло принять одно из самых сложных решений в моей жизни. Я знал, что в соседней комнате меня и мою мать с нетерпением ждет отец, и мы тоже сгорали от желания увидеться с ним. Но я все еще сомневался. Тут вошла британская медсестра и сказала, что на свидание с отцом нам осталось уже меньше получаса. И тогда я сдался. Я подписал этот документ, и моя мать тоже. Поэтому все, что я могу сказать о нашем первом визите к отцу, это то, что нам запретили о нем рассказывать. Я думаю, что это позор, когда четыре великие державы позволяют себе так обращаться с одним больным стариком».

Для отца, матери и сына, воссоединившихся после двадцати восьми лет разлуки, это момент был, конечно, очень волнующим, но им не позволили сделать встречу по-семейному теплой. За ней наблюдали американский, британский, французский и русский коменданты тюрьмы Шпандау. Жена и сын не могли даже подойти к бедному, слабому старику, лежавшему на больничной койке.

Фрау Гесс привезла мужу подарки: небольшую веточку рождественской елки, мыло, книги и пластинку с музыкой Шуберта. Когда отведенные полчаса истекли, она опять попросила продлить свидание.