Ложь - Петр Краснов Страница 65

– Лазарь Максимович, церковь не моя область… Я в этом деле профан…

– Скажите пожалуйста, профан!.. Губернатором-то были, поди, сколько молебнов отстояли… Слыхал я: все мощи искали, мечтали в губернии у себя открыть.

Галганов густо покраснел:

– Что было, то прошло, Лазарь Максимович… О прошлом говорить, правда, не стоит. У каждого было свое прошлое…

Злые искорки вспыхнули в узких, светло-серых, словно прозрачных, глазах Лазаря Максимовича. Он затянулся сигарой, выпустил дым, затянулся еще и еще. Сизые полосы дыма ровно стлались над письменным столом, как вечерние облака над морем…

– Отчего сигару не возьмете?.. Хорошие…

– Благодарю вас.

– Берите. Не стесняйтесь. Для того и поставлены.

Галганов нерешительно взял сигару и, отрезав машинкой кончик, с наслаждением закурил. Ему было не по себе. Противно и унизительно было ощущать свою зависимость от этого человека, жида и хама. «Вероятно, в полпредстве советском служит», – думал он, – «а я ему подчинен. Завишу от него. Жизнь моя ему принадлежит. Как, однако, это гадко»… – Подумал, и сам испугался своих мыслей. Ему всегда казалось, что Лазарь Максимович умеет читать чужие мысли…

– Видите, Владимир Петрович, – после долгого молчания, медленно цедя слова, начал Лазарь Максимович. – Наша очередная, актуальная задача: уничтожение эмиграции… Поняли?..

– Законы не позволяют, – вздыхая, сказал Галганов. – Да и зачем? По существу-то, зачем?.. Вы сами недавно говорили, что Русская эмиграция, это – грязная пыль…

– Смести эту пыль нужно… Видите, буду с вами вполне откровенен. Допущена была ошибка… Самое существование эмиграции – большая наша ошибка. В народе советских союзов, в интеллигентном слое, среди вузовцев, ну и среди крестьян, растет убеждение, что кроме нашей, советской, России, есть другая, – свободная от нас, заграничная. И эта заграничная Россия, черт ее дери совсем, нам очень мешает. Мы не можем ни послать, ни пустить нашу молодежь за границу. Мы здесь должны охранять ее от встреч с этими проклятыми эмигрантами. Кроме того, и там, в союзе нашем, есть такие дураки, которые верят, что за границей существует готовая целая армия…

– Вы же знаете, что этого нет.

– Я-то знаю. А докажите это там… Да еще нашим, черт их дери совсем. Это советское быдло подхалимов нам не страшно: на это есть чекисты и войска; но беда-то в том, что заграница, что иностранные государства, по мере того, как они разочаровываются в нашем союзе, начинают смотреть на эмиграцию, как на подлинную Россию… А что, если будет сговор между державами об интервенции?.. На наше красное воинство надежда плоха… Да и там не прочь снюхаться с этим заманчивым эмигрантским мифом… Вы понимаете меня?..

– Мне кажется, Лазарь Максимович, дело поставлено так прочно, что опасаться нечего. Закуплены лучшие писатели, депутаты, министры. В славословии советам недостатка нет. Здесь создан «народный фронт» ^[75]…

Лазарь Максимович занялся сигарой. Прозрачные глаза его были устремлены на Галганова, и тот под пронзительным взглядом их чувствовал себя, как кролик под взглядом удава.

– Я, помнится, поручил вам следить за генералом Акантовым, – наконец, сказал Лазарь Максимович.

– Ска-а-ажите?.. Этой осенью Акантов ездил в Берлин. Зачем?..

– Он ездил за своей дочерью.

– Стра-а-анное, знаете, совпадение, или, как мы в гимназии острили: филинов-вставание… – Лазарь Максимович самодовольно засмеялся своей остроте. – Хо-хо-хо!.. – басил он.

– Хэ-хэ-хэ, – почтительным тенорком вторил ему Галганов. – Замечательно… Филинов-вставание… Сов-па-де-ние… За-амечательно!..

– Да, поразительно… В это время там оказался маршал Советского Союза Тухачевский и белый генерал Скоблин ^[76]… И Акантов…

– Дуся Королева и капитан Лапин следили за Акантовым. Они ничего не заметили.

– Возможно… Но, понимаете вы, что Акантов стал нас интересовать.

– Ничтожная личность. Затравленный жизнью человек… Божия коровка…

– И мне говорили: огромный авторитет в эмиграции.

– Ну, да… Неподкупно честный… В прошлом, легендарный храбрец… Убежденный монархист… Да, конечно, отрицать не буду: авторитет… Офицеры ему верят. Если бы не крайние его монархические убеждения, конечно, он возглавлял бы Воинский союз…

– Да, так вот, в связи со всем этим, у нас решено его уничтожить…

– Простите, Лазарь Максимович, но это уже дело полпредства. Послать своего человечка, тот тюкнет его молотком по голове в укромном месте, одним русским эмигрантом станет меньше, вот и все. Тело можно в Сену сбросить…

– Не учите, лучше вашего знаю. Это проще простого… Но какой, однако, вы наивный человек!.. А еще губернатором были! Мощи открывать хотели… Нам довольно плодить мучеников и героев. Вы же знаете, что русский человек живых героев не признает; ему мертвяка подавай. Погиб на своем посту. Вот тогда и некрологи, и почитание памяти, и панихиды, и «дни непримиримости»… А-ааа, нет!.. Вы мне раньше сделайте из него болвана, дурака, безвольного типа, еще лучше – предателя, всеми презираемого, вы мне его толкните в яму, а тогда мы его уже уберем под чужую руку…

– Но, как же это сделать?.. Купить Акантова нельзя. Не так давно, узнав, что его приятель, казак Чукарин, убит в армии Франко, он, согласно с завещанием, передал все его сбережения дочери Чукарина, жене богатейшего француза. Та и брать не хотела. Он навязал ей деньги и не взял за сохранение ни сантима…

– Удивительный вы человек, Владимир Петрович. А еще губернатором были; поди, задачи жандармам давали! Что же, вы думаете, так, вот, подойти и сказать: «Нате вам, ваше превосходительство, полтораста франков, и прошу: сделайте подлость»…

– Нет… Конечно, не так. Но, как купить Акантова? Я не знаю.

– Не знаете… Плохо-с… Отметка вам три с минусом. Очень плохо – единица!.. Если офицеры, очень хорошие, благонамеренные офицеры, читая постоянно, каждый день, нашу газету, постепенно пропитываются нашими убеждениями, воспринимают нашу идеологию, колеблются, сомневаются и отходят от своей крепкой семьи, то, что скажете вы, если мы сначала… Сначала…