Как подчинить мужа. Исповедь моей жизни - Леопольд фон Захер-Мазох Страница 65

Очень много французов посетили нас за это время: Сен-Санс, профессор Сеаль. М-м Адан, издательница «Nouvelle Revue» и друг Гамбетты, писала из Петербурга, где она была по делам политики, о своем намерении заехать к нам. В январе 1882 г. мы получили из Нюремберга письмо от некоего г. Армана, который писал, что находится в этом городе с целью изучения Дюрера и что до своего возвращения во Францию он непременно приедет выразить свое уважение Захер-Мазоху. Его посещение должно было состояться через несколько дней.

Арман приехал и оказался чрезвычайно симпатичным человеком. Он был еще молод, но довольно полный, что старило его и придавало известную неповоротливость. Он говорил необыкновенно просто и так сердечно, что трогал до глубины души. Он не говорил о себе, но умел во время разговора кстати бросить два-три замечания, которые выясняли его или намекали на то, что он не желал выразить прямо.

Уходя, он просил позволения прийти еще.

Леопольд был в восторге от него.

– Что за очаровательный человек! – воскликнул он. – Ах, эти французы! Как с ними чувствуешь себя легко.

На другое утро, войдя в гостиную, я нашла там букет прелестных роз, присланных мне Арманом.

Арман остался в Лейпциге, а д-р Баумгертнер уехал путешествовать. Он не простился с нами, а только прислал сказать, что дела вызвали его на несколько недель в Вену.

В последнее время он посещал нас все реже и реже и, наконец, совсем перестал бывать у нас.

Этот внезапный отъезд надолго встревожил меня. Очевидно, что-то произошло.

Уже несколько недель как мой муж был в скверном настроении. В прежнее время он в таких случаях переставал работать, теперь он не мог поступить так. Занимая положение редактора журнала, он взял на себя обязанности и по отношению к другим лицам, и хотя он заявил мне, что все это надоело ему, тем не менее принужден был работать.

Не сделал ли он сам некоторых предложений д-ру Баумгертнеру, как он мне несколько раз угрожал?

Кровь бросилась мне в голову, и я дрожала от гнева и стыда при мысли, что это могло быть.

Я знала, что он не имел ни малейшего понятия о серьезном и чистом направлении д-ра Баумгертнера и совершенно не понимал возвышенных чувств этого человека. Единственным объяснением, приходившим мне в голову, было то, что Захер-Мазох решился на этот постыдный шаг и что Баумгертнер убежал, разочарованный нами благодаря его низкому поступку.

Каким образом д-р Баумгертнер мог знать, что я новее не разделяю мнений моего мужа?

* * *

Теперь, конечно, Арман должен занять свободное место после отъезда Баумгертнера.

Француз – это совершенно другой ум! Он, несомненно, не смутится больше, чем полагается, если ему скажут, что романист желает внести некоторую оригинальность в свое отношение к жене! И вместе с тем, мой муж уверял меня в своей любви, в том, что «никогда он так не любил меня, как теперь».

Но теперь другой человек окружил меня своей любовью. Она выражалась не громкими фразами, а постоянной заботливостью о моем существовании. Инстинктом сердца Арман угадывал мои желания еще раньше, чем я отдавала себе в них отчет, и благодаря ему для меня совершались сказочные чудеса. Я часто видела, как он страдал в душе, потому что не имел возможности принимать большее участие в моей жизни, чувствуя притом, что в ней кроется какая-то мучительная загадка, против которой он был бессилен.

Когда его темные и добрые глаза останавливались на мне тревожно и испытующе, я испытывала то, что должен чувствовать странник, утомившийся от долгого, тяжелого пути в темную ночь и попавший наконец в теплое и светлое помещение, где он может отдохнуть.

Для меня это было новое, неизведанное чувство. Я долго не могла поверить этому. Но когда это стало для меня очевидным, я пожалела, что эта любовь пришла так поздно – слишком поздно. И так как я считала, что у этого чувства нет никакого будущего, я поддавалась его обаянию и радовалась ему, как радуются зимой кратковременному солнечному лучу, который скоро заменят холод и тьма.

* * *

Любовь Армана еще и в другом отношении не походила на чувство моего мужа: один тянул меня вниз, в пропасть низменных страстей, другой, наоборот, возносил в светлую высь; я для него была самым лучшим, самым прекрасным и святым его жизни – драгоценным сокровищем, которое он охранял с тревогой.

Он не подозревал, как его вера в меня и его чистое и великодушное чувство поддерживали меня и придавали мне силы в ту самую минуту, когда я должна была мучительно бороться против постыдных намерений моего мужа.

Хотя я и была равнодушна к мнению света, но меня очень трогало отношение людей, близких и уважаемых мной. Мнение Армана обо мне радовало и утешало меня, так же как меня беспокоила мысль о том, что Баумгертнер думает обо мне дурно… теперь и еще долгое время. Но мой муж не давал мне ни минуты покоя. Он точно обезумел. Он беспрестанно толкал меня на связь с Арманом.

Этим он только грязнил то представление, которое у меня было о чувстве Армана, и причинял мне постоянную пытку. Ни разу не приходила ему мысль о том, что он старается над собственной гибелью.

У меня сохранилось его письмо к брату, писанное им из Мерана 8 января 1869 г.:

«Дорогой Карл!

Чем дальше подвигается цикл повестей на тему любви полов, тем более неподходящим кажется мне заглавие «Песнь песней любви». Подыскивая заглавие, 6 декабря я пришел к мысли не только выпустить после этого еще новый цикл рассказов о «собственности», но и изобразить все существование человека, насколько это в силах романиста, в целом ряде повестей. План этот созрел в то время, как я прогуливался а сумерках среди живописных развалин Зенобурга; круг мыслей и содержание расширились еще больше. Прежние наброски таятся в новом плане, рождаются новые идеи, многие остаются в зачатке, но я уже настолько готов, что могу изложить весь план. Только не говори об этом никому; с тех пор как Курнбергер так много украл у меня, я стал недоверчив.

Я изложу тебе свой план подробно, потому что в лучшем случае мне необходимо работать над ним три или четыре года. Если мне не удастся закончить столь обширный труд, я завещаю его тебе, и ты докончишь его в моем направлении. Весь цикл полностью будет называться «Наследие Каина».

В виде пролога будет рассказ под заглавием «Наследие Каина», в котором заключается идея всего произведения.

«Наследие Каина» будет состоять из «Любви полов», «Собственности», «Государства», «Войны», «Труда», «Смерти». Одна из главных мыслей всего цикла та, что человечество будет только тогда счастливо, когда нравственные законы общества станут признаваться и государством, и что так называемые «великие мира», важные генералы и знаменитые дипломаты кончат жизнь на виселице или на каторге, как это теперь происходит с убийцами, разбойниками, фальшивомонетчиками и мошенниками.

В «Государстве»: нищета и ведение дел при неограниченной монархии; ложь конституционализма; спасение посредством демократизма; Соединенные Штаты Европы; общее законодательство.