Иван Молодой. Власть полынная - Борис Тумасов Страница 65

Ночь едва только начиналась, когда Иван Молодой выехал из Москвы и в сопровождении десятка конных направился по Коломенской дороге.

Где-то пошли дожди, и воздух был чистый, но прохладный.

Проснулся сыч, закричал, заплакал. Кто-то из ратников заметил:

- Проклятая птица, ровно дитя слезу роняет. Ехавший рядом с молодым князем воевода Холмский сказал:

- На рассвете Коломну минуем.

- Завтра на Угре надо быть. Орда на подходе.

- Перехватим! Огромную силу хан на Русь двинул. Выстоять надо.

- Выстоим, князь Даниил. Иначе не жить нам.

- У хана сила изрядная, да и мы не лыком шиты. Великий князь Иван Молодой согласился с ним:

- Бой решительный предстоит. Одолеем Орду, скинем ярмо…

- Предвижу, кровушки много прольется… Добрались до Угры и уже издали увидели, как от края и до края орда укрыла степь. Стройными порядками расположились тумены, ждут властного взмаха ханской руки.

Иван Молодой придержал коня, поднялся в стременах. Его зоркие глаза разглядели на противоположном берегу Угры в толпе татар хана Ахмата.

Он сидел на коне в окружении своих темников, а позади замерли нукеры - тысяча бессмертных.

На хане простой чапан и лисья бурая шапка, и, если бы не столь значительные воеводы толпились вокруг Ахмата, его вполне можно было бы принять за рядового татарина.

«О чем думает этот грозный хан? - спрашивал себя молодой князь Иван. - Вероятно, он не ожидал, что здесь, на Угре, ему перекроют дорогу».

Великий князь был доволен выбором места…

За ханом уже изготовились в боевом порядке бесчисленное множество воинов. В ширину и в глубину своего построения они выглядели устрашающе. И молодой князь вновь спросил себя: «Сколько же ордынцев привел Ахмат на Русь? »

Даже мысленно не мог представить себе великий князь Иван, какое разорение принесут ордынцы русскому люду, как будут гореть города и сколько прольется крови.

Повернувшись к воеводам полков и ополчения, он громко крикнул:

- Вознесите хоругви! Поднимите ввысь наши святыни, пусть зрят ордынцы, что встала на врага православная Русь!

Подозвав воеводу пушкарного наряда, худого, как жердь, иноземца, нареченного русичами по православному Савелием, князь коротко бросил:

- Покажите басурманам, чем наши пушицы им грозны!

Савелий побежал исполнять приказание, а над полками взметнулись знамена с ликами святых. Лучники пустили стрелы и отогнали от противоположного берега конных ордынцев…

Пушкари направили «пушицы» зевами на врага, заложили в стволы мешочки с пороховыми зарядами, затолкали ядра, ждут, когда Савелий подаст команду. А тот высматривает, когда ордынцы скучатся.

Увидел, поднял руку в кожаной рукавице, взмахнул ею и крикнул по-русски:

- С Богом!

Одна за другой выпалили пушки, выплюнули ядра. Обволокло все вокруг пороховым дымом, а когда развеялось, увидели ратники, как взрыхлили землю на том берегу ядра, вздыбились ордынские кони и татары стали отъезжать от берега.

Торжествующе закричали ратники:

- Что, аль не по нраву?

- Айда на наш берег!

Князь Андрей Меньшой сказал боярину Тютчеву:

- Пусть лучники поберегут стрелы, не то колчаны быстро опустеют!

Ополченец Мирон голос подал:

- Рак клешней пугает, пока в кипятке не окажется. А конные ордынцы от берега не отъехали, русских ратников продолжали задирать:

- Эгей, урусы, долг везите! Им ответно:

- Приходите, берите! Наши пушкари вам вернули!

- В рабство угоним!

- Еще одолейте! Улусники немытые! Иван Молодой сказал Холмскому:

- Надобно караулы усилить. Ненароком татары в потемках через Угру переправятся.

- Навряд ли, берег обрывистый, - ответил князь Даниил. - Однако татарин хитрый, чего-нибудь примозгует.

Увидев, что Ахмат уезжает, молодой великий князь промолвил:

- Не грех полки и ратников кормить, время к обеду подбирается.

Весь август и часть сентября стояли рати в бездействии. Ни татары Угру не переходят, ни русские. Тем и другим уже и задирать друг друга надоело. Лишь иногда пушкари залп дадут, если татары близко к берегу Угры подступят, либо лучники примутся стрелы пускать, а так все больше тишина среди ордынцев и русского воинства.

Выставив надежные заслоны, ополченцы только и знают, что едят и спят.

Мирон зло подшучивал:

- Во сне и рать окончим!

К вечеру, едва спадала жара, государь с Холмским объезжали ратное поле. У берега придержали коней. С высоты седла видели, степь загоралась огнями. Там недосягаемые глазу кибитки и вежи, бесчисленные табуны. А чуть ближе тумены. Сколько же ордынцев привел Ахмат, двести, триста тысяч? А может, и того больше? Что будет, если они ворвутся на Русь?

Эта мысль засела в голове Ивана Третьего. Иногда он думал, не лучше ли было по-мирному урядиться. Эвон, Ахмат сызнова ярлык прислал, дань требует и отправки к нему если не сына, то кого-нибудь из братьев или хотя бы боярина Холмского…

Тронули коней. Холмский поехал чуть поодаль. Не обронив ни слова, у великокняжеского шатра сошли с коней. Уже откинув полог, Иван Третий бросил:

- Скажи великому князю молодому, жду его.

В шатре горела свеча, жужжала последняя муха. Государь сел на широкую лавку, потер лоб. Мысль точит, как быть? У кого совета спросить?

Иван Молодой явился вскоре, в шатер вошел, сел с отцом рядом.

- Ахмат желает миром разойтись. Ярлык шлет, дань требует.

- Аль от сражения ты отказался, отец? Не данница Русь, на мир с Ахматом не пойдем!

- Но ты, сын, видишь, какую силу привел на нас хан?

- И мы готовы с ним сразиться! Нет, не хотим и не будем выход давать!