Русский легион Царьграда - Сергей Нуртазин Страница 65

Чаща кончилась, Мечеслав посмотрел вперед. Тропа, огибая огромный величиной с медведя серый валун, делала поворот. Там, за поворотом когда-то стояло его родовое селище.

«Ныне от него и угольев, наверное, не осталось», – подумал Мечеслав.

Миновав поворот, он резко остановил коня. Перед ним, словно в сказке, стояло сельцо. На лугу, недалече от крайних изб, играли дети, между избами сновали занятые своими делами селяне. Мечеслав спрыгнул с коня, перекрестился, пошел неторопливым шагом, словно сдерживая себя, от чего – не знал. Войдя в село, он в окружении увязавшихся за ним детей направился к месту, где когда-то стояла изба, в которой он родился.

– Зри, Мечеславко, пришлый до вашей избы идет, – сказал один из мальцов, обращаясь к светловолосому, рослому, голубоглазому мальчугану. Тот промолчал, с любопытством поглядывая на незнакомца. Мечеслав, вздрогнувший при упоминании своего имени, тоже глянул на мальчишку, а затем обратил свой взор к месту, куда звало его сердце все эти годы. Теперь там красовалась новая изба. Мечеслав хотел спросить одноименного себе мальчика, чья это изба, но вдруг увидел, как из нее вышли русобородый мужчина и молодая женщина с корчагой в руке. Мечеслав подошел ближе. Женщина обернулась и посмотрела в его сторону. И тут Мечеслав увидел чернеющую родинку на ее подбородке.

– Красава… – прошептал он.

– Мечеслав! – вскрикнула женщина, выронила корчагу и кинулась к нему. – Мечеслав! Мечеславушка! Братец! Жив! Ай, не признала я тебя сразу, глупая! – причитала она.

– Красава, сестрица! – Мечеслав обнял ее. Они так и стояли, обнявшись, когда из дома вышел седой высокий старик. Мечеслав, завидев его, выпустил из объятий сестру.

– Отец! – только и смог выговорить он. – Отец! Ты жив!

Они были все живы, и это было чудо для него и для них. Старик, обняв его, положил ему ладонь на темя, потрепал пальцами его волосы, как сделал когда-то, уходя на битву, и от этой давней и незабытой ласки Мечеслав заплакал, не стесняясь слез своих.

– Вот муж мой, Радим, – сказала Красава, подводя к Мечеславу русобородого мужчину. Мечеслав и Радим обнялись.

– А это Мечеславушка, сын наш, в твою честь названный, – сказал Радим, поглаживая по голове светловолосого мальчонку. Мечеслав подошел к нему и, подняв на руки, прижал к груди.

– Красава, накрывай на стол, – громко сказал старик. Красава побежала в избу, чуть погодя за ней вошли мужчины, чинно рассаживаясь за столом, на котором уже стояли мед и закуски.

Долго рассказывал Мечеслав о годах, прожитых им вдали от родных мест, поведал он о своих похождениях, несчастиях, бедах и радостях. С суровым лицом слушал его старый отец, с интересом внимал словам его Радим, стоя в сторонке, утирала тайком слезы Красава, открыв рот, ловил каждое его слово маленький Мечеславко.

– А что же случилось, батюшка, после того, как ушел ты с киевлянами ратиться? – спросил Мечеслав.

– Как узнал я, что варяги да поляне киевские выступили для того, чтобы места эти и люд, на них живущий, покорить, собрал мужей-охотников из сельца нашего и пошел к Пищане-реке, где старейшины родов да князья племенные войско собирали. Случилось так, что там же и одолели нас вои Владимировы. Потому так сталось, что всяк бился сам по себе, без строю. Молвил я князьям да старейшинам о том, что не одолеть нам киевлян в чистом поле, надобно заманить их ложным бегством в леса, да там стрелами бить, а как утомятся и порушат свой строй, вот тогда и ударить всем заедино. Но ослушались они меня, и хоть поначалу храбро мы стояли, но были биты, оттого что менее искусны в рати и оружны худо. Так-то было. Удалось мне с воями своими и теми, что к нам пристали, отбиться от киевлян, но оставили мы на поле брани половину из тех, что я с собой из городца нашего привел.

Старик помолчал и продолжил рассказ:

– Когда же возвращались мы, то столкнулись с воями Владимировыми недалече от нашего селища. Решил я тогда отвести их подале от вас, а заодно упредить, чтобы в лес уходили. Я и Вьюнка к вам послал, сам же с воями напал на находников. Но пришлось нам в лес спешно уходить, оказалось, это только передовая сотня вражеская была, а за ней остальное воинство тянулось.

– Слыхивал я о том. Орм-варяг, брат мой названый, поведал мне, как все было, – промолвил Мечеслав.

– Волхва нашего Веда, что нежданно к нам на помощь пришел и супротив многих ворогов с одним посохом стоял, стрелами побили, – будто не слыша сына, продолжал ушедший в воспоминания Гремислав. – Он, когда умирал, просил, чтобы ты на капище волхвовал, молвил, что дар у тебя.

Вспомнив старого волхва, Мечеслав вздохнул.

– С затеи же нашей ничего не вышло, пожгли сельцо вороги. Видимо, переняли вороги Вьюнка, не дошел он до вас. Пришли мы на пепелище. Люди, что в лесу схорониться успели, молвили, будто посекли тебя вои Владимировы, тело же твое в реку сбросили. Видать, спутали. Эх, знать бы мне о ту пору, что ты жив, может, по-другому все сладилось. Они же поведали мне о том, что Красаву в полон увели, на потеху князю. Схоронил я матушку вашу, отрыл тайник, где у меня злато и серебро лежало, и отправился за войском вдогон, Красаву из полона вызволять. Да вот только напала на меня в лесу рысь-пардус. Пока от ран оправился, Красаву в Царьград увезли. Тогда сговорился я с купцом киевским и на другой год отплыл на одной из его ладей в Царьград. Все шло ладно, но недалече от устья Дунай-реки ладья, на которой я плыл, разбилась в бурю о каменья. Подобрали меня болгары, рыбаки, знахарь их исцелил меня, а как узнали они про мою беду, снарядили меня в путь-дорогу да злато-серебро мое вернули. Отблагодарил я их и отправился дальше. И все бы ничего, да пошел царь ромейский Василий на болгар, да почали они меж собой ратоборствовать, пришлось ждать, покуда не замирятся они, а тогда и отправился я к Царьграду. На пути меня не раз под стражу брали, думая, что я лазутчик болгарский, но, узнав, что я купец русский и услышав звон монет из моей мошны, отпускали. Так вот и добрался после испытаний многих до Царьграда. Боги помогли мне, насилу отыскал я Красаву, хоть и не надеялся уже, и выкупил ее у купца-варяга, коего Смидом звали. Когда же собрались мы в обрат, началось меж ромеев нестроение, заступили путь морской корабли мятежные и не можно стало через Босфор незаметно проплыть. Вот и пришлось нам ждать, покуда не одолели мятежников под градом их ромейским Хрисополем называемым. Тогда и отплыли мы на Русь и, слава Перуну, добрались до родной земли. Вернулись мы, избу поставили, люд пришлый приходить стал, селиться по соседству, да и свои, кто в живых остался. Так вот и зажили, и поныне так живем.

– Значит, это я тебя видел на торгу невольничьем в Царьграде? А я-то думал, почудилось! – сказал Мечеслав, ударяя кулаком по столу. – Да, воистину пути Господни неисповедимы! – перекрестившись, воскликнул он.

– Гляжу я, Мечеслав, ты веру чужую принял, как князь твой Владимир, которому ты служил! А ведь это тот самый князь, что мать вашу погубил! Он же сестрицу твою в полон увел, холопкой сделав, и обиталище наше, разоривши, пожег! Ныне же племена, роды вольные славянские под свою руку силой берет! Богов своих отверг, позабыл, продал за царевну греческую и, изменивши им, надругался над ними! – вскричал старик, глядя на Мечеслава гневным взором.