История Египта c древнейших времен до персидского завоевания - Джеймс Брэстед Страница 65

Третья кампания, бывшая в следующем, 25-м году, была, по-видимому, посвящена, как и первая, организации южной половины будущей азиатской империи, северная половина которой все еще оставалась непокоренной. К его возвращению постройка в Карнаке достаточно подвинулась вперед, чтобы можно было изобразить на стенах одного из покоев растения и животных Азии, встреченных во время похода и привезенных им домой для украшения сада при храме Амона, священное озеро которого он украсил каменной облицовкой.

Никаких отчетов о четвертой кампании не сохранилось, но, судя по последующим военным операциям, можно думать, что она не выходила, как и предшествующие, за пределы уже завоеванной территории. Тутмосу стало теперь ясно, что он не мог идти на север между двух Ливанских хребтов и действовать против Кадеша, оставляя свой фланг открытым для нападения неподчиненных финикийских прибрежных городов. Равным образом было невозможно разбить Нахарину и Митанни, если сначала не разрушить Кадеша, господствовавшего над долиной Оронта. Поэтому Тутмос задумал ряд походов, направленных, прежде всего, против северного побережья, которое он мог затем использовать как базу для операций против Кадеша; раз достигнув этого, он мог вновь двинуться с побережья против Митанни и всей области Нахарины. Ни один современный стратег не мог бы задумать ряда операций, более подходящих к условиям, а также привести их в исполнение с более неукротимой энергией, чем это сделал Тутмос. Он организовал флот и поставил во главе его надежного офицера по имени Нибамон, служившего под начальством его отца.

В год 29-й, во время своей пятой кампании, Тутмос в первый раз двинулся против городов северного побережья, богатых торговых царств Финикии. По-видимому, он воспользовался новым флотом и перевез свою армию по морю, ибо он начал военные действия в Северной Финикии, куда, равно как и в Южную Финикию и Кадеш, все еще не покоренные, он не мог проникнуть сухим путем. Возможно, что он приобрел первый опорный пункт, предложив Тиру особые условия сдачи, ибо несомненно, что какой-то фараон даровал этому городу исключительные привилегии, сделавшие из него в действительности вольный город. Мы легко можем понять, что богатый портовый город охотно воспользовался случаем спасти свою торговлю от разгрома и избежать дани или, по крайней мере, части обычных повинностей в будущем. Название первого города, взятого Тутмосом, к сожалению, потеряно, но он находился на берегу против Тунипа и был, вероятно, пунктом довольно значительным, потому что там была взята богатая добыча и находился храм Амона, воздвигнутый одним из предшественников Тутмоса III (Тутмосом I или Аменхотепом I). Города внутри страны, видя, что это нападение с берега будет для них, в случае успеха, роковым, послали вспомогательные войска для защиты побережья. Тунип отправил войско для усиления гарнизона неизвестного города, падение которого привело бы в конце концов к взятию самого Тунипа. Тутмос захватил городской флот и получил возможность быстро двинуть свою армию на юг против могущественного города Арвада. Короткой осады, во время которой Тутмосу так же, как и под стенами Мегиддо, пришлось вырубить лес, было достаточно, чтобы подчинить его себе, и с его сдачей масса богатств Финикии оказалась в руках египтян. Кроме того, так как была осень, сады и леса «изобиловали плодами, вина были найдены оставленными в прессах, как потоки воды, зерно – на террасах (по склонам холмов)… его было больше, чем песку на берегу. Войска с избытком были наделены пайками». При таких условиях Тутмосу было бесполезно пытаться поддерживать дисциплину, и в первые дни после сдачи «армия его величества упивалась и умащалась каждый день маслом, как во время праздника в Египте». Береговые царьки явились, неся дань и изъявляя покорность. Таким образом, Тутмос прибрел прочную базу на северном побережье, легко достижимую из Египта по воде, откуда удобно было предпринимать задуманные им экспедиции внутрь страны. Затем он вернулся в Египет, возможно, что, как и в первый раз, по воде.

Все было теперь готово для давно замышлявшегося наступления на Кадеш. Потребовалось пять походов, чтобы овладеть югом и берегом. Шестой, наконец, был направлен против долгое время остававшегося неуязвимым врага. В 30-й год его царствования, в конце весенних дождей, мы находим Тутмоса спускающим свою армию с судов в Симире, у устья Элеутера, вверх по долине которого он затем немедленно отправился к Кадешу. Это был удобный и легкий путь и кратчайшая дорога от моря до Кадеша, какую только можно было найти вдоль берега; тогда, как и теперь, то была единственная дорога, удобная для военного наступления внутрь страны через горы, в сторону Кадеша. Город лежал на западном берегу Оронта, в северном конце возвышенной долины, между двумя Ливанскими хребтами, из которых Антиливан спускается в долину сейчас же на юго-восток от города. Небольшой приток с запада соединялся с Оронтом непосредственно ниже города, так что последний лежал между ними. Поперек косы, выше города, был прорыт канал, который можно проследить еще теперь и который, несомненно, существовал в дни Тутмоса, он соединял оба потока, и благодаря этому город оказывался со всех сторон окруженным водой. Внутренний ров, наполненный водой, окружавший высокие стены в промежутке между двумя реками, усиливал естественную защиту водой, так что, несмотря на свое положение на совершенно плоской равнине, это был пункт очень укрепленный и, вероятно, самая грозная крепость в Сирии. Также и в отношении к окружающей стране место было искусно выбрано, как обладавшее большим стратегическим значением, ибо, если вспомнит читатель, оно главенствовало над долиной Оронта и, как нашел Тутмос, было невозможно двигаться на север, не считаясь с ним. Далее следует вспомнить, что оно доминировало на большом расстоянии как в сторону севера, так и в сторону юга над единственным путем внутрь страны, шедшим с берега. Это была та дорога, вверх по долине Элеутера, по которой мы следили за движением Тутмоса. Взятие такого пункта путем осады являлось далеко не легким делом, и с особенным сожалением читаем мы в повествовании жреческого писца, заимствованном из летописи Тутмоса, лишь эти относящиеся сюда слова: «Его величество прибыл к городу Кадешу, разрушил его, вырубил его леса, сжал его посевы». Из этих лаконичных слов мы можем лишь видеть, что, как и под Мегиддо, Тутмос должен был свалить леса, чтобы построить осадные стены, и что армия питалась во время осады хлебом с окрестных полей, откуда следует, что осада должна была продолжаться с ранней весны до времени жатвы. Во всяком случае, был сделан один приступ, во время которого Аменемхеб, один из начальников Тутмоса, которого мы встретим также и в позднейших походах, взял в плен двух городских патрициев. Он был награжден в присутствии армии двумя орденами, или регалиями, за выдающуюся службу, а именно «львом из самого чудного золота» и «двумя мухами», не считая богатых регалий. Осада продолжалась уже достаточно долго, чтобы внушить береговым городам надежду на то, что Тутмос потерпел поражение. Несмотря на кару, которую навлек на себя Арвад год назад, этот богатый портовый город не мог отказаться от попытки избавиться от ежегодной повинности перед Тутмосом, поглощавшей такую значительную часть его ежегодных доходов. Как только Кадеш пал и Тутмос мог покинуть его, он быстро вернулся в Симиру, посадил свою армию на ожидавший флот и отправился в Арвад, чтобы немедленно воздать ему по заслугам. Отплыв в Египет при наступлении дождливого времени года, он захватил с собой сыновей северных сирийских царей и князьков, чтобы воспитывать их в Фивах, как он уже сделал это с юными принцами юга в предшествующие годы.