Тайны седого Урала - Лев Сонин Страница 64

Естественно, Перовский употребил все свое влияние и добился того, чтобы уральский изумруд поступал в опекаемую им фабрику. Коковину послана была высочайшая депеша, чтобы часть копей он закладывал именно для нужд Департамента уделов. В 1832 году Л. А. Перовский прибыл на Урал, дабы лично удостовериться, должным ли образом и с надлежащим ли усердием выполняется эта государева воля. Дотошный, любящий вникать во все детали принятого на себя дела, этот холеный столичный сановник не только стойко перенес все тяготы путешествия по таежной глухомани и болотным топям от Екатеринбурга до приисков, но и полез в мутную грязь одной из выработок — она значилась у Коковина под номером три. И не просто полез, а взял в холеные руки обушок и стал ковырять стенку ямы, где выходила изумрудная жила. И тут ему несказанно повезло. Нет, он добыл не редкостный изумруд. Он добыл свое бессмертие. Он выковырял из жилы камень, до того науке не известный. Потом его назвали «фенакит», и был он ближайший родственник изумруда, сходный с ним по химическому составу. С тех пор и навсегда во всех геологических справочниках упоминается и будет упоминаться, что этот минерал открыт Л. А. Перовским.

Но не только этим приятным сюрпризом украсилась инспекторская поездка Перовского. Представитель высшей государственной власти лично убедился, что Коковин весьма энергично развернул разработку месторождения. На основанных им приисках повсюду были поставлены добротные жилые избы, необходимые службы. Из глубоких выработок велась интенсивная откачка воды. И самое главное — с приисков устойчиво шел поток драгоценных самоцветов — изумрудов, фенакитов, хризобериллов…

Но, видимо, прав был египетский царь Амасис, не бывает сплошного везения без страшного возмездия. Не могло Коковину везти бесконечно!

Беда стряслась в декабре 1835 года — вот она, дата, разделяющая два этапа в хронологии месторождения. В этом памятном декабре Коковина арестовали, потом судили, лишили орденов, чинов, дворянского звания. Свыше двух лет он провел в тюрьме. Естественно, первопричиной этой катастрофы стала причастность Коковина к «криминальному» камню.

Существует, однако, две версии происшедшего. Обе они исходят из того факта, что с 1834 года стал падать объем добычи драгоценного сырья на Уральских изумрудных копях. Да так резко, что и в Кабинете Е.И.В., и в Департаменте уделов крепко забеспокоились. А тут — анонимный донос: мол, утаивает начальник Екатеринбургской гранильной фабрики часть добычи, не все шлет в столицу.

Чтобы разобраться во всем на месте, из Санкт-Петербурга в июне 1835 года в Екатеринбург инкогнито прибывает ревизор — чиновник Департамента уделов статский советник Хрошевицкий. Задача ревизора была предельно проста: установить, не оседает ли в самом деле часть добытых драгоценных камней в руках Коковина. И уж потом поинтересоваться, как там идут дела на руководимых им предприятиях. Хрошевицкий прибыл в Екатеринбург 6 июня. Три дня он присматривался, вынюхивал, размышлял. А 9-го решил, что пришла пора раскрыть свое инкогнито. Явился к главному начальнику Екатеринбургских горных заводов генерал-лейтенанту Дитерихсу и потребовал у него помощи и даже личного участия в обыске квартиры Якова Коковина. И хотя Дитерихс от предложенной «чести» уклонился, обыск там был проведен. Хрошевицкий установил: на дому у Якова Васильевича действительно хранилось немало добротных камней. Одних крупных изумрудов ограненных 661 штука, да еще не меньше других, тоже ограненных, драгоценных камней. Было там и несколько десятков отменного качества необработанных больших кристаллов изумруда. И главная находка, как продиктовал Хрошевицкий, — «один самого лучшаго достоинства весьма травяного цвета весом в один фунт, по мнению моему есть самый драгоценный и едва не превосходящий достоинством изумруд, бывший в короне Юлия Цезаря…» Тут же ревизор установил: никакой описи камней в конторе фабрики не имеется, присылаемые сюда с приисков камни тоже никак не регистрируются.

Но не из-за отсутствия отчетности, которое, конечно же, давало в принципе возможность любого злоупотребления, а из-за этого самого фунтового изумруда закатилась звезда Якова Коковина. Потому что с камнем случилось нечто загадочное. Ревизор Хрошевицкий в присутствии нескольких свидетелей упаковал редкостную драгоценность в ящик, запечатал ящик двумя печатями и отослал в Санкт-Петербург почтовой тройкой. Сам отправился инспектировать фабрики. Когда же в столице вскрыли присланные ящики, уникального камня в них не нашли. Исчез. О пропаже доложили императору, тот рассвирепел. Немедленно для объяснений был призван Лев Перовский, чей чиновник отсылал ящики. Результатом аудиенции стало следующее распоряжение Николая I, полученное Л. А. Перовским: «Повелеваю вам: отправясь в Екатеринбург, употребить по ближайшему своему усмотрению решительные меры к раскрытию обстоятельств, сопровождающих сказанную потерю, и к отысканию самого изумруда».

19 декабря 1835 года Яков Коковин был арестован. С этого момента версии разнятся. По первой, получившей широкую известность после публикации Малахова в «Еженедельном обозрении» за 1884 год, Яков Коковин в самом деле проворовался. Малахов не утруждал себя доказательствами. Он просто привел рассказ местного старожила, современника открытия уральских изумрудов, который услышал при поездке на эти копи: «Работа на копях шла бойко, что ни день, то и новые добывались самоцветы, все баские (красивые), дороже золота. Вестимо дело, что все это шло в Питер, в казну, земля-то ведь казенная. Все бы ничего, да управитель-то наш был завидущ. Завидно стало ему, что все это богатство из-под рук да в Питер уходит; все ведь через него посылалось. Ну и надумал он тут, оказия, одно слово! Стал он утаивать самоцветы, что подороже были, да заместо их другие победнее посылать. Навернулся тому самому управителю человек сподручный… Открылся ему управитель… Думали они да гадали и порешили увезти те каменья к нехристям в землю немецкую, да там и продать. Приехал его дружок в те земли. Стретилась ему смазливая девка немецкого рода. Полюбилась она ему… дарить ее стал… Одарил даже самоцветом, чрез то и голову свою сгубил. Знакома она была и другому нашему русскому генералу, что из столицы приехал… Стал генерал испытывать: как и что и откуда к ней камень попал. А та поди да разболтай. Ну сыр-бор и загорелся. Генерал написал в Питер, а оттелева… приказ, чтоб следствие сделал… Не долго ему голубчику на воле пришлось пожить, забрали его да в тюрьму и посадили, там он потом Богу душу отдал».

Малахов опытный публицист, талантливый. Рассказ «старожила» хорошо стилизован, воспринимается вполне естественной местной побасенкой. Только старожил-то уж не мог не знать, что Коковин Богу душу отдал не в тюрьме, выпустили его оттуда в 1837 году, хоть и больного, но живого. А вот что он умер в тюрьме — такое ошибочное сообщение было отправлено в Петербург и хранилось в тамошних архивах. Так что Малахов явно при подготовке очерка в печать знакомился с «делом Коковина» в столичных архивах.

В наши дни версию Малахова взялся перепроверять большой любитель и знаток камня писатель Рустем Валаев. В содержательном очерке, посвященном Коковину, Рустем Георгиевич утверждает, что факты у Малахова в главном соответствуют действительности. Что действительно Яков Васильевич начал тайно подторговывать изумрудами. Сначала он через посредника — местного ювелира — удачно сбыл в Москве двоим тамошним фабрикантам да какой-то баронессе маленькую партию драгоценных камней. Вырученные деньги пошли на покрытие недостачи, образовавшейся в отчетах фабрики. Хватило их и на приобретение казачьего седла с серебряными стременами. Но дальше у Коковина вызрело решение сорвать крупный куш. Он решил сбыть где-нибудь уникальную находку 1834 года — громадный изумруд весом 2226 граммов. Купить такой редкостный камень было по средствам только очень богатому человеку.