Лев Троцкий - Георгий Чернявский Страница 64

Двадцать третьего октября распоряжением правительства были запрещены «Рабочая правда» и «Известия» Петроградского совета и к помещениям редакций и типографии направлены исполнители в сопровождении отряда юнкеров.

Троцкий тут же отдал приказ направить к типографии отряды Шестого саперного батальона и Литовского полка, шедших за большевиками. ^[472] Вслед за этим он написал текст приказа ВРК, под которым поставил подписи Подвойского и Антонова-Овсеенко. Документ требовал немедленно открыть типографии революционных газет и разрешить редакциям продолжать их выпуск. ^[473]

Вслед за этим отряды солдат, матросов и рабочих начали занимать жизненно важные пункты города. Столица перешла в руки ВРК почти без сопротивления. Правда, у Временного правительства оставался Зимний дворец, но к нему были подтянуты вооруженные отряды, которые ожидали распоряжения, чтобы занять здание, хотя командиры опасались, как бы группы, участвовавшие в перевороте, в огромном помещении попросту не заблудились. Подготовкой к взятию Зимнего руководил Антонов-Овсеенко.

Троцкий был напряжен до предела. Он не отходил от телефона, получая все новые подтверждения, что отряды, посланные в определенные пункты, заняли их. Благоприятные сообщения позволили немного расслабиться. Он попросил у Каменева папиросу (Лев Давидович тогда курил, хотя и немного), но, едва затянувшись, потерял сознание. Произошел один из казавшихся необъяснимыми приступов. Правда, Троцкий быстро пришел в себя и тут же сообразил, что давно ничего не ел. «Во всяком случае это было не вчера». ^[474] Так что, скорее всего, причиной приступа на этот раз был голод.

Вечером 24 октября в Смольном появился загримированный Ленин, который, едва войдя в штаб переворота, узнал, что он уже совершен.

На следующее утро Троцкий выступил на экстренном заседании Совета с докладом о свержении Временного правительства. Он сообщил, что отдельные министры арестованы, другие будут взяты в ближайшие часы, Предпарламент распущен, заняты важнейшие пункты города. Троцкий объявил, что следующим пунктом порядка дня будут задачи власти Советов. «Докладчиком по второму вопросу выступит тов[арищ] Ленин», — неожиданно и весьма театрально заявил он. В ответ раздались «несмолкаемые аплодисменты». Троцкий завершил доклад, провозгласив: «Да здравствует возвратившийся к нам т[оварищ] Ленин!» ^[475]

По существу дела, это была сдача передовой позиции главному большевистскому лидеру, признание его первенства, отход на второй, хотя и весьма важный план. Троцкий трезво понимал, что не может рассчитывать на сохранение власти в собственных руках. Для этого ему не хватало навыков аппаратной игры, в чем непревзойденным мастером был Ленин (впрочем, Сталин через несколько лет его в этом явно превзойдет!). На роль первого лица Лев Давидович был неприемлем уже потому, что являлся новичком в большевистской партии, против лидеров которой вел длительную и острую борьбу. Наконец, он осознавал, что в силу своего национального происхождения не имеет возможности в переломный момент возглавить правительство страны, значительная часть населения которой испытывала предубеждение против евреев.

Уже в день государственного переворота между Лениным и Троцким установился своего рода modus operandi (способ действий). Этот факт был закреплен буквально пасторальной сценой, описанной в мемуарах Троцкого. Если не в частностях, то в целом она представляется достоверной. «Поздно вечером, в ожидании открытия заседания съезда Советов мы отдыхали с Лениным по соседству с залом заседаний, в пустой комнате, где не было ничего, кроме стульев. Кто-то постлал нам на полу одеяло, кто-то — кажется, сестра Ленина — достал нам подушки. Мы лежали рядом, тело и душа отходили, как слишком натянутая пружина. Это был заслуженный отдых. Спать мы не могли. Мы вполголоса беседовали. Ленин теперь окончательно примирился с оттяжкой восстания. Его опасения рассеялись. В его голосе были ноты редкой задушевности. Он расспрашивал меня про выставленные везде смешанные пикеты из красногвардейцев, матросов и солдат… Но лежать долго не пришлось. По соседству в зале открылось заседание съезда Советов». ^[476]

Второй Всероссийский съезд Советов происходил в резидентуре Троцкого Смольном, где теперь разместились центральные большевистские учреждения. Съезд продолжался три дня — 25–27 октября (7–9 ноября). Троцкий был избран в президиум. Меньшевики и эсеры энергично протестовали против уже свершившегося захвата власти большевиками, но большинство делегатов, оказавшихся под влиянием демагогических обещаний, поддержали переворот.

Не получив поддержки, меньшевики-оборонцы и эсеры покинули зал заседания. Когда они уходили, Троцкий заявил: «Восстание народных масс не нуждается в оправдании. То, что произошло, это — не заговор, а восстание. Мы закаляли революционную энергию петроградских рабочих и солдат, мы открыто ковали волю масс на восстание, а не на заговор». Вслед за этими патетическими, но не имевшими ничего общего с реальностью словами, — потому хотя бы, что сам Троцкий и другие большевики еще много лет будут называть то, что произошло в Петрограде, «Октябрьским переворотом» (о «Великой Октябрьской социалистической революции» станут говорить при власти Сталина), — он зачитал проект резолюции с осуждением ухода меньшевиков и эсеров, принятой под возгласы шумного одобрения. ^[477]

На съезде, однако, ходом дел владел не столько Троцкий, сколько Ленин. Он мигом освободился от чувства оторванности, которое переживал три месяца пребывания вне Петрограда. Именно Ленин выступал с докладами о мире, о земле и вносил резолюции по этим вопросам. Первая из них способствовала развязыванию анархии на селе, нарушению экономических связей города и деревни, а затем привела к установлению кровавой «продовольственной диктатуры» большевиков. Вторая содержала предложение немедленного мира без аннексий и контрибуций всеми воюющими странами, а на деле оборотилась заключением кабального мира с Германией.

Но важнейшим был вопрос об образовании нового правительства, которому предстояло осуществлять то, что большевики именовали «диктатурой пролетариата», а на деле неизбежно должно было вылиться в господство одной партии, точнее, ее высшего руководства. Ленин был озабочен тем, как назвать новое правительство. «Только не министрами: гнусное, истрепанное название», — вспоминал Троцкий слова Ленина. Троцкий предложил ввести название «народные комиссары», а правительство именовать «Советом народных комиссаров». Ленину это понравилось, и на свет появилась новая терминология.