Трагедия русской церкви 1917-1953 гг. - Лев Регельсон Страница 64

Но если силою обстоятельств Сталин был вынужден этому Духу хотя бы отчасти подчиниться, то тем более страшным становится его духовное преступление в послевоенные годы: спасенный от позора и гибели Силою Божией, он замыслил присвоить себе славу, честь и поклонение, которые подобают только Единому Богу.

Вообще говоря, дух православной традиции избавляет нас от необходимости давать оценку с церковных позиций тем или иным социально-общественным учениям и тем более государственным деятелям. Так, в эпоху революции Церковь могла исполнять свое христианское служение миру и человеку, независимо от взглядов отдельных своих членов на коммунистическую идеологию или от оценки личности Ленина.

От Церкви как общества верующих требовалось лишь подтвержденное реальными поступками свидетельство своей веры; служение же Церкви миру предполагало только самую общую нравственную оценку происходящих событий, исходя из общепризнанных основ человеческих отношений. Какая именно экономическая политика необходима народу на данном этапе его истории, как конкретно должны реализоваться в социальной сфере общие принципы справедливости, какая партия или лидер должны стоять у руля государственного управления – все это решает сам народ, и Церковь может участвовать в решении этих вопросов лишь в той степени, в какой народ ее к этому призывает.

Церковь отвергла обновленческое движение, пытавшееся низвести ее до уровня политической организации (идеологически и нравственно солидарной с революционной партией). По той же причине вызвали в Церкви мощное сопротивление двусмысленные формулировки декларации митрополита Сергия от 1927 г., которые в контексте общественной ситуации того времени прозвучали как выражение духовной солидарности с революцией и коммунизмом. Хотя уже при патриархе Тихоне было принято – в качестве общецерковной позиции – подчинение верующих гражданской власти «не за страх, а за совесть», церковное благословение мирской «власти и воинства ее»: но здесь шла речь совсем о другом.

Сейчас, духовно осмысливая прошлое, извлекая для себя нравственные уроки, пытаясь постичь глубину подвига новых угодников Божиих – исповедников, мучеников, страстотерпцев, – для верующего очень важно избежать «политизации» своего сознания, не поддаться новому соблазну смешения церковного и мирского, не позволять себе выносить суждения о Церкви, исходя из своих идеологических симпатий и предубеждений. Конечно, не всегда легко бывает провести различение церковного и мирского, споры и разномыслия здесь неизбежны, но сама необходимость такого различения у православного верующего сомнений вызвать не может.

Принципиально иная духовная ситуация возникла в Церкви в связи с поклонением Сталину. Здесь речь шла уже не о лояльности и не о традиционном благословении всякой государственной власти, но исключительно и только об одном: о духовно-нравственной оценке данной конкретной личности – И.В. Сталина. «Культ личности» – это достаточно точное выражение, сформулированное правящей партией для описания факта всенародного поклонения Сталину. Это был действительно Культ, в котором Церковь приняла самое деятельное и непосредственное участие (о чем неоспоримо свидетельствуют многочисленные документы того времени). Поэтому невозможно уклониться от обсуждения вопроса о культе личности вообще и о самом объекте этого культа, а именно – о личности И.В. Сталина. Все, кто ощутил дух этого культа, чувствуют, что здесь политическая проблема переходит в религиозную. Но ясно осознать, где проходит граница и в чем заключается религиозное содержание культа Сталина – эта задача еще стоит перед Церковью во всей своей неотменимой значительности.

С точки зрения исторического исследования ситуация существенно отличается от проблем 20-х гг., где необходимо было прежде всего разобраться в хаосе противоречивых фактов, доводов и свидетельств. По отношению к периоду 1945–1953 гг. основные факты очевидны и свидетельства налицо. Это не означает, что нет необходимости в поиске и обнародовании новых, малоизвестных фактов и сведений – но общая картина событий прорисовывается достаточно ясно уже из того, что лежит на исторической поверхности. Трудность – и при том немалая – состоит здесь не в установлении фактов, но в осмыслении и оценке того, что в целом общеизвестно. Пережитое нашей страной в эту эпоху столь невероятно и фантастично, что не укладывается в здравое человеческое сознание и не поддается рационалистическим объяснениям. Тем не менее все это действительно было, притом, по историческим меркам, было совсем недавно; не понятое и не преодоленное до конца, это грозит в той или иной форме повториться снова.

В связи с этим нам предстоит кратко рассмотреть несколько вопросов богословского порядка.

В оправдание того, что Церковь присоединилась и в какой-то мере возглавила всенародный культ Сталина, иногда приводится следующее соображение: этот культ не был связан с каким-либо искажением в догматическом вероучении и в богослужебной традиции – поэтому никакой измены православию в этом культе нет. Такая постановка вопроса заставляет нас задуматься о самых основах нашей веры.

Что такое христианство вообще? Это, безусловно, культ – но не культ идеи, не культ закона, не культ нации, не культ природы, не культ космоса. Может быть, это прозвучит неожиданно, но христианство есть, прежде всего, культ личности, а именно культ Иисуса Христа. Все остальное: вероучительный догмат, моральный закон, иерархическая структура, таинства и обряды – имеет смысл и значение лишь постольку, поскольку служит конкретным выражением культа Иисуса Христа. Христианство, к сожалению, не является единым: различные конфессии отличаются важнейшими элементами вероучения, обряда, церковной структуры и религиозной психологии, но одно является общим – поклонение и служение Иисусу Христу. Это – первичное и главное в христианстве. Единый Бог, сотворивший мир, не воплощается, согласно христианской вере, иначе, как в Иисусе Христе: ни в мировом разуме или духе, ни в космосе, ни в природе, ни в нравственном законе, ни в какой-либо нации, ни в человеческом роде в целом. Тем самым дано абсолютное свидетельство о том, что человек, человеческая личность, в совершенстве явленная в Иисусе Христе, есть самое глубокое, самое всеобъемлющее начало из всего, что сотворено Богом.

Поклоняясь Иисусу Христу как единственному Спасителю, восстановившему нарушенное единство Бога и человека (это нарушение свободной связи с Богом и есть первородный грех, из которого проистекают все беды человечества), Церковь поклоняется и святым, что позволяет говорить также о «культе личности» святых. Протестантизм, опасаясь нарушения единственности и исключительности культа Иисуса Христа, отвергает культ святых; православие же и католичество не усматривают в этом какого-либо нарушения верности, поскольку поклоняются святым именно как ученикам и последователям Иисуса Христа. При этом очень важно, что общецерковное признание святости – без всяких исключений – может быть только посмертным.

Обрядовые, узаконенные формы поклонения Иисусу Христу, при всем их непреложном значении, не первичны – для одних членов Церкви они являются способом выражения их живой, личной и непосредственной веры в Иисуса Христа, для других – школой и путем к приобретению такого личного отношения. Церковные таинства служат цели онтологического соединения верующего с Христом: в этом случае действенность таинства опять-таки зависит от личного отношения, от личной веры того, кто прибегает к таинству (или того, кто несет ответственность за еще не раскрывшуюся личность, если речь идет о младенцах). Перед тем как верующий подходит к чаше с причастием, священник от его имени возглашает: