Мои посмертные воспоминания. История жизни Йосефа «Томи» Лапида - Яир Лапид Страница 64

Ультраортодоксы усугубляли ситуацию еще и тем, что пытались – и часто успешно – проводить законы, принуждающие остальных к их образу жизни. Я не претендую на то, чтобы указывать людям, что они должны есть, когда работать и когда отдыхать, как одеваться и когда ездить на своей машине. Но и сам не желаю, чтобы кто-то учил меня, как я должен жить.

– Что вы от нас хотите? – вращали в ответ глазами религиозные политики. – Эти законы были приняты демократическим путем.

На это я обычно отвечал:

– Вы согласитесь с демократически принятым законом, который запретит вам носить кипу или обяжет есть свинину?

Конечно нет. Харедим готовы играть в демократию лишь когда удается использовать ее в своих интересах. Как только ситуация меняется, демократия перестает их интересовать.

В конце января 1999 года были опубликованы итоги первого опроса, проведенного после того, как я возглавил партию. Все без исключения говорили о том, что мы не получим ни одного места в парламенте. Позже Пораз признавался мне, что, когда в то утро открыл газету, его охватило отчаяние. Он спросил себя, не совершил ли ошибку, приведя меня к руководству, – не попасть в Кнессет он мог и самостоятельно!

На следующий день мы собрались в главном офисе «Шинуй» на первое заседание в рамках предвыборной кампании. Настроение было подавленное. Я чувствовал, что они винят меня и считают, что я «не оправдал надежд». Мы говорили о партии, о ее направленности, а главное – о том, чем она должна отличаться от других партий. Я слушал всех с несвойственным мне терпением, сдерживая свое обычное желание решить все быстро. Но удерживать свой буддистский настрой мне удавалось не больше часа.

– Господа, – громко сказал я. – Нашей темой будет проблема ультраортодоксов, и только она. «Шинуй» – не супермаркет, чтобы предлагать публике целую корзину тем на выбор. Мы – партия маленькая и сердитая, именно в этом качестве мы и обратимся к израильскому избирателю.

На следующий день мы начали работать. Наняли опытных телепродюсера и режиссера. Я сказал, что сам буду писать тексты и сценарии и, когда все перестали смеяться, сел за компьютер и написал несколько текстов для наших роликов: о том, как ортодоксы захватили контроль над нашей жизнью, как они умудряются избегать службы в армии, как все израильские правительства капитулируют перед их диктатом.

Мой ежедневный распорядок сложился очень быстро. В семь утра я садился в фургон, обклеенный стикерами, и ехал – с собрания на собрание, с встречи на встречу. На крыше фургона был установлен большой громкоговоритель, из которого звучала рекламная песенка нашей предвыборной кампании: «У нас лапид (факел) для светских!»

На все встречи с избирателями приходило больше народа, чем мы приглашали. Я понимал, что значительная их часть – не сторонники партии «Шинуй», а просто пришли посмотреть на «Лапида из телевизора». Но был не против. Я забирался перед ними на скамейку, наскоро сколоченный помост или перевернутый ящик и говорил о том, что правительство без ультраортодоксов может казаться несбыточной мечтой, но оно реально. После выступлений я пожимал руки, беседовал с людьми, расспрашивал их о жизни в Тверии (или Афуле, или Бэер-Шеве). К своему удивлению, я обнаружил, что получаю удовольствие от этих встреч. Только почему-то никто не просил меня целовать младенцев. Политики всегда фотографируются целующими младенцев, но за все время избирательной кампании никто ни разу меня об этом не попросил. Может, младенцы, которых той зимой целовали Биби Нетаньяху и Эхуд Барак, были взяты напрокат?

Полиция предупредила нас, что со стороны ортодоксов раздаются угрозы в мой адрес. Несколько человек были арестованы. По совету Пораза ко мне приставили телохранителя. Стопятидесятикилограммовый Моти Паз смог бы защитить меня не только от одного нападающего, но и от целого взвода. Через несколько лет я встретил его на каком-то мероприятии и едва узнал: он сбросил семьдесят килограммов с помощью спорта и диеты и сделал из своего тела впечатляющую коллекцию мышц.

В середине дня мы возвращались в Тель-Авив или ехали в Иерусалим, и я шел на телевидение. По-моему, в Израиле не осталось телепрограммы, в которой я не поучаствовал по меньшей мере три раза, включая кулинарные (с моим рецептом венгерского вишневого супа), о путешествиях (с рассказом о путеводителе Лапида), о еврейском наследии (с воспоминаниями о Нови-Саде), ток-шоу (с историями времен работы в Лондоне), детские программы (с рассказами о своих внуках) и, конечно, посвященные политике.

Затем мы снова отправлялись на север, чтобы встретиться, например, с тремя сотнями неравнодушных граждан в Хайфе, а вечером возвращались в Тель-Авив, в штаб-квартиру партии. Я писал вместе с нашим пресс-секретарем материалы в газеты, бросал последний взгляд на текст нашей ежедневной трансляции, ехал в студию, чтобы записать ее, шел в монтажную, чтобы убедиться, что все получилось, как было задумано. Затем возвращался домой и вместе со своими помощниками планировал следующий день. Около трех утра ложился спать, чтобы через два с половиной часа проснуться и начать все сначала.

Это были сумасшедшие, лихорадочные, напряженные дни. Я никогда в жизни так хорошо не проводил время.

Тем временем все вокруг происходило так, будто Провидение решило нам помочь. Я полагал тогда и сейчас считаю, что нашу кампанию надо изучать в школах управления и политологии, но следует признать, что и окружающая действительность поработала на нас.

В феврале ультраортодоксы вышли на огромную демонстрацию в Иерусалиме (говорят, самую большую за всю историю государства). Многое из сказанного там в адрес Высшего суда справедливости привело в ужас большую часть граждан. Особенно выделялось заявление Давида Йосефа, сына раввина Овадии Йосефа, духовного лидера партии ШАС, который назвал председателя Высшего суда справедливости Аарона Барака «врагом иудеев».

Нас атаковали не только ортодоксы, но и левые. Многие влиятельные левые журналисты публиковали ядовитые статьи, призванные испортить нашу репутацию и оклеветать меня, представив замаскированным фашистом, проникшим в цитадель либерализма. Я решил дать им ответ в «Едиот ахронот», но газета отказалась публиковать его, и нам пришлось напечатать мою статью на правах рекламы. Это был единственный в жизни случай, когда мне пришлось платить за написанную мною статью, вместо того чтобы получить за нее гонорар.

Мы работали для победы и сами не верили в то, что она возможна. Настолько, что за четыре дня до выборов Моди Зандберг, пятый в нашем списке, собрался лететь в Лондон.

– Ты с ума сошел? – спросил я его. – Кто уезжает из страны в такое время?

– Да ладно, Томи, – ответил Моди, – мы же понимаем, что это нереально. Меня пригласили на мероприятие в Букингемский дворец, я увижу королеву. Такое бывает только раз в жизни!

Сказал и улетел. Я продолжал напоминать ему об этом в течение всего времени нашей работы в Кнессете и правительстве, и он всегда смеялся в ответ. Смущался, краснел и смеялся.

Вечером накануне выборов меня пригласили в студию Второго канала. За три дня до этого кто-то из «Маарива» сообщил мне, что опросы предсказывают нам шесть мандатов, но это звучало чересчур оптимистично. За полчаса до публикации результатов последнего социологического опроса ведущий поднял большой палец и многозначительно подмигнул мне. Впервые мне показалось, что слухи, возможно, верны. Через полчаса на экране появились результаты: Эхуд Барак будет новым премьер-министром, а «Шинуй» получит в Кнессете шесть мест.