Александр II - Александр Яковлев Страница 64

Деревня была истощена рекрутскими и ополченскими наборами, чрезвычайными налогами и натуральными повинностями. По центральным и особенно южным губерниям стали бродить фантастические слухи о воле тем, кто пошел в ополчение, или о земле и воле тем, кто добровольно переселится на разоренное побережье Крыма. Волновались целые деревни, и подчас приходилось посылать на усмирение войска. Тем не менее крестьянское море пока не выходило из берегов. Молча и терпеливо мужики ждали воли.

Лишь самые отчаянные из южных губерний поверили в летучий слух и двинулись в Таврию «за волей». Странники-перехожие уверяли, что возле Перекопа в золотой палатке мужиков встречает сам царь и раздает всем волю. Опоздавшие к сроку останутся навсегда во власти панов. Увы, пришедших ожидали розги и возвращение на старое место. Очень немногие предприимчивые, ловкие и смекалистые сами получали волю, выкупившись от господ.

Каково таких темных и наивных отпускать из-под отеческого попечения дворянства? Александр должен был прислушиваться к мнениям верных слуг отца и поначалу был с ними вполне согласен. В самом деле, памятуя о печальном опыте западных стран, нельзя было не признать верность мысли генерала Дубельта: «В нашей России должны ученые поступать как аптекари, ведающие и благотворными, целительными средствами, и вредными – и отпускать ученость по рецепту врача». Под «ученостью» имелась в виду не химия. Тот же Дубельт доказывал:

– …Совершенная свобода книгопечатания есть бич человечества. Она, поддержанная другими причинами, свела с ума всю Западную Европу и привела к ужасной мысли социализма.

Алексей Федорович Орлов бил по цели более крупной и близкой:

– …Дай крестьянину, как он есть, свободу, и у него сейчас явятся разные затеи. Он сейчас бросит свой родной кров и пойдет шататься. Вот теплое его гнездышко и разорилось! Сына станет учить грамоте, а тот выучится и станет развращать свои понятия чтением гадкой нынешней литературы. Журналы собьют его с толку, а повести и романы сведут совсем с ума. Вот он станет судить и рядить, явится честолюбие, надо быть чем-нибудь повыше – когда же тут землю копать!.. Истинное просвещение основано на страхе и Законе Божьем, а не на тонком сукне и лаковых сапогах.

Только Орлов мог позволить себе в таком тоне говорить с государем. Александр не мог не признать его правоты, но в этой правоте чувствовал лишь часть правды.

Ничто не происходит в мире само по себе. Не будь постоянного давления на молодого государя, он бы, вероятно, так и остался в приятном намерении «улучшить несколько положение дел». В 1856 году рядом с ним появляются новые люди. Собственно, лично они были ему известны, но важно отметить, это люди новой, александровской формации, о которой сам монарх еще не догадывается, это предвестники эпохи великих реформ. Не из галантности, а из чувства справедливости первой назовем великую княгиню Елену Павловну.

Среди владений царской тетки было поместье Карловка, включавшее 12 селений и деревень, имевших при 9090 десятин население из 7392 мужского и 7625 человек женского пола, из коих по 10-й ревизии было 2839 самостоятельных хозяев. Этих своих крестьян Елена Павловна решилась отпустить на волю, предоставив им для выкупа часть состоящей в их пользовании земли в размере, который обеспечивал бы их существование. Управляющий Карловкой барон Энгельгардт сдержанно отнесся к намерениям великой княгини. Представленный им план ее не удовлетворил.

И тут Елена Павловна вспомнила о молодом чиновнике Николае Милютине, с которым познакомилась еще в 1848 году. Он был представлен ей Павлом Киселевым с очень лестными отзывами. Милютин был призван в Михайловский дворец, ознакомлен с состоянием дел и загорелся.

Они были разными людьми, и разные побуждения двигали ими. Первой двигала «любовь к меньшому брату», воодушевляемая скорее впечатлением от повести «Антон Горемыка» Григоровича. Вторым владел «государственный интерес».

Первоначальный план управляющего под пером Милютина превратился в план действий для освобождения в Полтавской и смежных губерниях крестьян у помещиков, которые сами того пожелают. Великая княгиня несколько удивилась, но вдохновляемая важностью дела, решилась его представить в таком виде государю. Бумаги были посланы в Зимний дворец в марте 1856 года, накануне отъезда Александра в Москву, и через день было получено предварительное согласие на осуществление плана. Участвующие в деле лица не осознавали, что они заложили первый камень в основание практического освобождения крепостных крестьян на Руси.

26 октября 1856 года великая княгиня получила ответ Александра Николаевича на свой развернутый проект освобождения. В нем ей выражалась благодарность за человеколюбивое намерение дать свободу своим крестьянам, но вместе с тем была указана «невозможность в данный момент дать положительные указания общих оснований для руководства, так как решение вопроса подчинено многим и различным условиям, которых значение может быть определено только опытом».

Елена Павловна предложила одному из полтавских помещиков, князю Льву Викторовичу Кочубею, учредить общество из образованных и благонамеренных помещиков губернии для обсуждения и определения мер, «наилучшим образом ведущих к желаемой цели». Она выразила готовность стать президентом общества, предлагая князю звание вице-президента. И это также был важный опыт для будущего.

И великая княгиня и ее царствующий племянник прекрасно сознавали, какое значение в патриархальной России имеют действия одного из старейших членов императорского дома, какой широкий отклик они вызовут. Быть может, еще лучше сознавали это те, кого после назовут «деятелями великой реформы».

Россия потихоньку начинала жить по-новому. Выражалось это в смешных мелочах. Государь курил, был даже завзятым курильщиком, и запретная ранее привычка сделалась модной. Закурили многие молодые и не очень чиновники и царедворцы. Только директор департамента или начальник канцелярии доставал портсигар, как ему искренне преданные подчиненные предлагали спички петербургской выделки или безопасные шведские. Приятный дымок курился в канцеляриях.