Евреи в русской армии. 1827 - 1914 - Йоханан Петровский-Штерн Страница 63

Сравнение наказаний по этническим группам показывает, что евреев как особую группу, заслуживающую более жестких наказаний, Аудиториатский департамент не выделял. Лютеранам доставалось не меньше, чем иудеям. Рядовой Морис Асман, из рабочих Митавы, призванный в 1846 г., на пятом году службы решил уйти в бега. Пойманный на барахолке, он оказал сопротивление, причем не помогли даже посланные за ним унтер-офицер и пять солдат. Он, так же как и Каганович, получил дважды по 500 шпицрутенов и был отправлен в арестантские роты (вероятно, за оказанное сопротивление).

В отличие от своих строптивых братьев по оружию еврейские солдаты в николаевский период не отличались агрессивностью ни по отношению к начальству, ни по отношению к господствующей религии. Судебное ведомство не отразило ни одного случая антиправославных выпадов или поднятия оружия против начальства со стороны рекрутов-евреев. Практически единственное за весь николаевский период уголовное дело на религиозной антихристианской почве имеет беспрецедентный характер. Из-за своей уникальности оно заслуживает того, чтобы о нем рассказать, хотя анализировать его должен скорей психоаналитик, нежели историк. Главную роль в нем играет рядовой из 5-го сибирского батальона Лейзер Фреймович, осужденный «за поругание над иконой Божьей матери». Сам Фреймович, тридцати четырех лет от роду, был отдан в рекруты кагалом за покушение на изнасилование. В кагале его наказали 25 ударами плетью и 5 апреля 1829 г. сдали в линейный сибирский батальон. За десять лет службы до 1839 г. (времени его ареста) Фреймович штрафам не подвергался. 24 апреля 1839 г. Фреймович стоял на карауле у Омских ворот, недалеко от кардегардии, где происходил ремонт и откуда к нему в будку временно перенесли икону Божьей матери. Недолго думая, Фреймович гвоздем выколол глаза иконе. Затем он подозвал проходящих мимо кантонистов Ерахтина и Перевалова и, показывая на будку, сказал им, что у него «сидит в будке сапожник». А глаза он ему вывертел, «чтобы он ночью далеко не видел». На следствии Фреймович показания кантонистов отрицал, говоря, что «не у него в будке сапожник, а сами кантонисты сапожники». За содеянное Фреймович был пропущен три раза через тысячу шпицрутенов, исключен из военного ведомства и, по выздоровлении, как указывалось в деле, был отправлен в сибирскую каторгу.

Пятьсот и даже тысяча шпицрутенов представляли собой наказание средней тяжести, как бы к этому ни относились историки. Тем не менее под страхом наказания евреи-рекруты иногда изъявляли желание перейти в православие. Меир Готман служил в подвижной 87-й инвалидной роте в Каменец-Подольске. За время службы он дважды уходил в бега, был пойман с фальшивым билетом, обвинен в краже казенного имущества, но избежал наказания, твердо заявив о своем желании принять православную веру. 1 апреля 1841 г. Готман был «приобщен Святых Тайн», стал именоваться Максимом Семеновичем Горчаковым, 28 мая был вновь приведен к присяге и освобожден от суда и следствия. Со времени его ареста в конце 1840 г. и до апреля начальство обменивалось письмами и запросами в ожидании, покуда Меир примет крещение, хотя из переписки очевидно, что командир подвижных инвалидных рот не сомневался в корыстных причинах, заставивших Готмана выкреститься, и относился к выкресту весьма брезгливо. В другом случае местное начальство откровенно и без особой симпатии высказалось о подобном способе уклоняться от наказания, несмотря на то что существовал закон, освобождавший от наказания желающих креститься.

Характерный пример такого отношения — случай с рядовым 41-й подвижной инвалидной роты Абрамом Штейншнайдером, служившим при 2-м Санкт-Петербургском военном госпитале. Осенью 1856 г. он был судим за побег: провожал земляка домой и после проводов в нетрезвом виде сбежал. Через неделю он сам сдался гатчинской полиции. Вот что писал о нем его непосредственный начальник: «В феврале 1856 года Штейншнайдер объявил бывшему помощнику смотрителя майору Измаильскому о желании принять православную веру, почему отослан был им к госпитальному священнику, который неизвестно почему исполнение сего откладывал, то таковая медленность со стороны священника была причиною, что Штейншнайдер, отстав от еврейского закона и не дождавшись присоединения к православной церкви, предался пьянству, единственно для избежания своих товарищей-евреев; а в нетрезвом виде делал уже отлучки от команды и наконец настоящий побег» (курсив мой. — Й.П.-Ш.). И тем не менее Штейншнайдера — теперь уже Николая как принявшего православную веру — было решено от шпицрутенов освободить, в арестантские роты не ссылать, перевести в Инспекторский департамент. Видимо, и военно-судному управлению, и помощнику смотрителя госпиталя, и священнику было ясно, что они имеют дело с законченным циником и лицемером, но все же, подчиняясь закону, они принимали решение, от которого вряд ли можно было ожидать какой-либо пользы Инспекторскому департаменту в частности и военному ведомству в целом.

Вплоть до конца 1880-х годов уголовные обвинения еврейских солдат — крайняя редкость. Среди евреев-бузотеров в армии могли встретиться такие остроумцы, как мастеровой Юда (Иегуда) Саволинский, пойманный на продаже фальшивых билетов для входа в балаганы, или мастеровой Мошка (Моше) Сигал, который получил паспорт как будто для выезда за границу, а на самом деле, чтобы обменять золотую монету. Косвенные статистические данные о дисциплине в армии также свидетельствуют о низком уровне преступности среди еврейских солдат. По данным Военного министерства, в 1871 г. во всех военно-исправительных ротах насчитывалось 7054 человека: православных — 6314, единоверцев — 3, греко-униатов — 2, раскольников — 25, католиков — 308, протестантов — 216, евреев — 79, магометан — 103, язычников — 4. Таким образом, евреи среди них составляли всего 1,1 %. В 1871 г. по империи было принято 1090 евреев, по Царству Польскому — 2045, итого — 3035. Всего в 1871 г. на службу поступило 147 710 новобранцев. Евреи, таким образом, составляли 2,1 % всех новобранцев в 1871 г. Если считать, что кроме указанного числа евреев других евреев в армии не было, то окажется, что среди арестованных и высланных в военно-исправительные роты евреев было вдвое меньше, чем евреев в общем составе армии. Эта цифра будет еще ниже, если мы учтем тех нижних чинов-евреев, которые были взяты по другим наборам и в это же время несли службу в армии. Резкое увеличение числа осужденных еврейских солдат происходит в середине 1880-х годов и достигает 8,8 % всех заключенных в дисциплинарных батальонах, что почти в два раза превышает процентный состав евреев в армии. В то же время параллельно росту преступности евреев в армии наблюдается такой же непропорциональный рост преступности среди евреев черты оседлости: в 1888 г. евреи составили 8,6 % среди осужденных.

В период 1860–1890 гг. большинство преступлений среди всех нижних чинов заключалось в краже и мошенничестве, утрате и порче казенного оружия и имущества, побегах, нарушении воинского чинопочитания, подчиненности и благочиния. В этот период мы практически не находим среди евреев совершивших тяжкие преступления. В подавляющем большинстве случаев в 1860–1890 гг. еврейские солдаты обвинялись либо в членовредительстве, либо в побегах со службы. В некоторых случаях членовредительство было умышленным, в других обвинение строилось на предвзятом отношении к обвиняемому. Так, например, «к одному году штрафных рот» был осужден Шимон Ойрик, рядовой 53-го Волынского полка, обвиненный в умышленном нанесении себе увечья с целью освобождения от службы. Ойрику не помогли отличные служебные характеристики. Суд также отказался рассмотреть его просьбу о привлечении к дознанию врача, знавшего его и о его врожденном увечье до поступления на службу. Другой членовредитель, Герш Вольф Шраф, рядовой 154-го Дербентского полка, был осужден на полтора года штрафных рот за то, что пытался воспользоваться нашатырным спиртом в целях членовредительства. Показания Шрафа, что он страдает головными и ушными болезнями и нюхает нашатырь как средство от головной боли, не были признаны убедительными. Также не были признаны убедительными показания его сослуживца, заявившего, что он оговорил Шрафа. В 1885 г. было возвращено на повторное рассмотрение дело Ицки Сокола, обвиненного в покушении на членовредительство: по договору с рядовым Лебедевым он пытался всыпать ему в ухо порошок, вызывающий воспалительный процесс.