Иван Молодой. Власть полынная - Борис Тумасов Страница 63

Собрались воеводы, совет держать, где Орду встретить.

Во дворцовых покоях тишина, только и слышится Перестук молотков камнетесов, заканчивающих кладку Успенского собора.

Подавшись вперед, насупившись, сидит на троне Иван Третий. Вперивается очами в каждого говорящего. У государя мысли двоятся: с одной стороны, он давно уже хочет освободиться от ордынской зависимости, с другой - боязно. Ну, как Ахмат осилит?

Даниил Холмский говорит:

- У Козельска! Городок этот древний, былой славой покрыт. Орды Батыя не одни сутки об его стены шишки набивали!

Князь Ярославский с Холмским согласен:

- Козельск наших ратников вдохновлять будет! Иван Молодой включился со своим планом:

- На Угре-реке надобно дорогу Ахмату перекрыть. У Угры берега обрывистые, коли переправляться начнут, тут мы на них и насядем.

План молодого великого князя государю понравился, согласились и воеводы. И многочисленное конное и пешее воинство, гремя оружием, под трубные звуки и бой барабанов, под хоругвями и святыми иконами, по полкам и дружинам начало выдвигаться в сторону Калуги - занимать оборону на Угре-реке.

Огневой наряд поставили на салазки, а за войском ехал бесчисленный обоз с пороховым зельем, ядрами, провиантом и одеждой про запас.

Растянулись полки, всем миром провожали воинство.

От села к селу, от городка к городку шли и шли обочь толпами старики и бабы. Плач редок, все больше наказывали:

- Стойте же крепко, за землю свою бейтесь!

Иван Молодой с братом государя Андреем Меньшим в блиставшей броне ехали бок о бок, переговаривались. Говорил князь Иван:

- Биться будем до последнего. Не отойдем, не побежим.

Ежели отходить, так к чему сыр-бор затевали… Мирон при виде молодого великого князя, проезжавшего мимо ополченцев, сказал поморам:

- Коли сам князь биться с татарами выехал, так нам и сам Бог велел!

Шагавший рядом с ним рыбак заметил:

- Ты же, Мирон, смерти боялся.

- То попервоначалу, пока в драку не встрял. На море в непогоду ревут волны, ладью кидают, и страх тебя одолевает. А как к снастям доберешься, и страха нет. Одна мысль одолевает - рыбу бы взять…

Повернулся Мирон направо - народ движется, налево - тоже оружные мужики, назад оглянется - стена человеческая надвигается. Обочь на волокушах тянут пушкарный наряд, бочки с пороховым зельем, чугунные ядра. А впереди, сколько всматривается Мирон, всюду видятся отряды ополченцев. Подумал: «Ужели вся Русь поднялась на ордынцев? Коли так, то не осилят татары».

И неожиданная гордость вознесла Мирона. За Русь Московскую возгордился!

В Кременце Ивана Третьего дожидались братья-мятежники Андрей Угличский и Борис Волоцкий с дружинами. Обнялись. Великий князь сказал:

- Ахмат на нас тучей надвинулся, грозой запахло. На совете решили мы казну и Софью в Белоозеро отправить. С ней боярам Тучкову да Плещееву с дьяком Далматовым находиться…

А владыка и архиепископ из Москвы не уехали, воинство благословили, напутствовали стоять за веру православную.

- Коварен Ахмат, - обронил Борис.

- Сызнова ярлык прислал, покориться взывал. Сулит Русь не разорять, коли поклонимся.

- Сказки ханские. Аль впервой, - заметил Андрей.

- Я грамоту Ахмата без ответа оставил.

- Двести лет терпели, - промолвил Борис, - доколь? Пора ордынцам место указать.

Андрей вопросительно поглядел на государя:

- Ну, как хан к Москве прорвется?

- На совете бояр решили, ежели что, посад пожечь, люду в Кремле отсидеться.

Вышли князья, направились к церкви. Иван Третий произнес:

- Перед святыми образами обещаю вам, братья, обид вам не чинить, жить в мире.

- Ты нас, государь, не вини, коли же повинны в чем, то не со зла, - сказал Борис. - Ежели ты, государь, Москву не удержишь, то и нам на своих уделах не устоять. Орда сомнет.

У паперти постояли, пока Санька коней не подал, и, сев в седла, тронулись. Санька рысил сзади, не слышал, о чем князья переговариваются. Да он на то без внимания. У него свои мысли в голове. Настену вспомнил, как провожала его.

- Ордынцев страшусь, - говорила, - ну как Москву достанут?

- Что ты, Настена, старая великая княгиня-мать Москву не покинула, верит великому князю. Эвон, сколь ратников Москву оберегают!..

Александр вспомнил сына своего, Саньку, и на душе потеплело. На третье лето мужику, отец ему уже и голубятню поставил. Подрастет, голубей гонять будет. Как они с княжичем Иваном пугали. Бывало, поднимут стаю, она над Москвой кружит. А то какой оторвется и давай до самой земли кувыркаться, падать. Вот-вот разобьется, ан нет, снова взмывает…

За лесом Угра изгиб делала, и открылось огромное поле. Место, какое молодой великий князь облюбовал. Здесь встанут ополченцы и перекроют дорогу Орде. Выстоять бы!

Миновав Калугу, Санька поскакал к Серпухову. Иван Третий велел передать боярину Патрикееву, чтоб шел к нему на Угру.

Темнело. Солнце уже давно спряталось за дальним лесом. Увидев у дороги избу, Санька свернул, решил заночевать под копенкой сена. Расседлав коня и надергав ему охапку сена, Санька собрался улечься у копны, когда подошел хозяин, предложил:

- Может, в избу зайдешь, мил человек, поешь, что Бог послал?

- Есть не хочу, - сказал Санька, - а вот от сна не откажусь.

- Меня Родионом кличут, а тебя-то как?

- Александром.

- Я, Александр, каждый день ополченцев провожаю, и тоска меня берет, совесть гложет.

- Так что мешает? Бери топор и ступай с ополченцами.

- И рад бы, да вот рука сохнет. Ты, Александр, когда спать надумаешь, приложись к земле, дрожит она. Это Орда идет, и сила у нее несметная.

- Как думаешь, Родион, выстоим ли?

- Да уж надобно. Иначе пропадем. Впряжет нас татарин в телегу.

- Коли так, то должно удержаться…