Высшие кадры Красной Армии. 1917-1921 гг. - Сергей Войтиков Страница 63

В конце заседания каждый из партийных лидеров старательно перекладывал вину за принятие решения на другого.

Преображенский обвинил Ленина в том, что он напрасно критиковал Рыкова за упаднические настроения (фактически за правдивый рассказ о необеспеченности наступающей армии всем необходимым): «Подсчитать силы, оглянуться на тылы необходимо, если не хочешь быть битым. Командование виновато, особенно Смилга, как ответственный политический работник. Но и ЦК ошибся в расчетах. Троцкому я указал, что на решающем заседании он голосовал со всеми за продолжение наступления, а ведь именно это решало дело и привело к поражению. Наоборот, хотя мы все пятеро голосовали против Ильича в вопросе о разрыве с Антантой в связи с ее посредничеством в войне, именно в этом вопросе Ильич как раз оказался прав. Отказ от посредничества не вызвал интервенции, не он привел к поражению на фронте. Мы пятеро были правы в том, что своим голосованием говорили одно: не надо зарываться, надо бы осторожней, но прицепились при голосовании к подходящему пункту».

В ответ Троцкий посоветовал Преображенскому «говорить за себя»; «указал, что позже, когда было [еще] не поздно, предлагал Данишевскому дать инструкции вести дело к соглашательскому миру, что Политбюро отвергло. В последнем Троцкий прав. Он оказался в этом пункте, по-моему, дальновидней остальных членов Политбюро. Но в первом не прав. Если он знал, за что голосовал в решающем заседании, то, значит, голосовал за поражение. Ведь если б посредничество мы не отвергли, а наступление на Варшаву продолжали, это нас не спасло от поражения».

Бухарин настаивал, что политической ошибки не было. ЦК правильно взял линию на переход от обороны к наступлению – «борьба еще не закончилась» ^[665]. В данном случае Бухарин выражал общее «настроение в Москве в пользу второй польской войны», разделявшуюся командованием Западного фронта – тем же Иваром Смилгой, что пророчил ранее скорейшее взятие Варшавы ^[666].

Сталин, естественно, доказывал, что «была сделана стратегическая ошибка. Цека не может отвечать за конкретное выполнение директивы. Командование знало, что делало. Оно могло ответить на приказ: не могу» ^[667]. (Добавим от себя: попробовало бы во время Великой Отечественной войны командование в ответ на приказ Ставки ВГК ответить: «не могу»).

Заседание походило на фарс, с которого, кстати, и началось: оно состоялось на квартире у больного Троцкого, сидевшего в халате. Вспоминается острота князя Петра Долгорукова о привычке Николая Первого заниматься государственными делами, не слезая с унитаза.

Основным решением заседания в любом случае было единогласное голосование за заключение мира с Польшей, предложенное Троцким по итогам его поездки на врангелевский фронт и знакомства по отчетам с делами на польском фронте ^[668].

Политбюро решало важнейшие военно-политические вопросы. Троцкий пытался отстаивать интересы своего ведомства, но поощрение Лениным апелляций руководящих военных работников из партийной элиты в ЦК позволяло основателю РКП(б) делать Троцкого «главноответственным» практически в любой ситуации.

Р.S. Ленин оказался прав, когда отказал военному ведомству в заключении перемирия с поляками во время их активного контрнаступления. 10 октября 1920 года он передал шифром только Троцкому: «Поляки фактически не могут сорвать перемирие ([А.А.] Иоффе угрозой разрыва заставил поляков отказаться от требования золота в определенной сумме (от контрибуции. – С.В.). Иоффе говорит: поляки боятся разрыва еще больше нас» ^[669].