История любви в истории Франции. Том 2. От Анны де Боже до Марии Туше - Ги Бретон Страница 63

Узы брака временами так тяжелы, что тут и третий не покажется лишним, чтобы их тащить.

Ролан Мерсье

На рассвете 25 июля 1547 года жителя Реймса, проснувшись, увидели, что город их украшен точно алтарь. На еще пустынных улицах все дома пестрели богатыми коврами, тканями, затканными лилиями, венками из роз и опавшими от безветрия хоругвями. Постепенно все это окрасилось золотом первых лучей наступающего летнего дня.

Странный, город расставался с ночью. Город мечты и волшебных сказок, который первые ранние прохожие обнаружили с восхищением и гордостью. Привычный облик старого города исчез под многочисленными гирляндами цветов, лентами, за воздвигнутыми триумфальными арками, яшмовыми колоннами, увитыми листвой сводами и фонтанами, бьющими вином.

Но ради чего Реймс так преобразился?

Ради того праздника, который способен порадовать всех добрых людей королевства: ради коронации нового короля Франции.

* * *

В восемь часов все колокола города возвестили о приближении Генриха II.

Возглавляя группу сопровождавших его принцев крови, молодой суверен, восседавший на белом коне в богатой сбруе, был встречен у главных ворот города губернатором, нотаблями и горожанами, пребывавшими «в великой радости».

В месте встречи было установлено странного вида сооружение, увенчанное огромным солнцем, «похожим на яблоко с лучами».

Губернатор Реймса привлек внимание Генриха II к этой детали. Заинтригованный король остановил коня, а за ним и весь кортеж застыл в неподвижности. Тотчас же солнце раскрылось, и из него выдвинулось огромное сердце, которое на веревках стало опускаться перед сувереном.

И раньше чем толпа успела разразиться шквалом рукоплесканий при виде такого «чуда», сердце раскололось пополам, и глазам предстала очаровательная девушка, почти не обремененная одеждой, которая протягивала Генриху II ключи от города.

Король смотрел на это восхищенным взглядом, толпа же, не скрывая восторга, просто стонала от избытка чувств.

Тем временем нимфа произнесла коротенький комплимент королю, и сердце перед ней снова захлопнулось. Потом, точна по волшебству, сердце поднялось к солнцу, и «оно внезапно распустилось цветком лилии».

После того как интермедия завершилась, кортеж двинулся к площади, где жители Реймса решили соорудить что-то вроде помоста, покрытого бархатом, на котором теперь обнаженные женщины в объятиях сатиров изображали довольно смелые живые картины. Король лишь коротко взглянул на зрелище, явно не соответствующее предстоящим торжествам по случаю своего коронования, и продолжил путь, размышляя над тем, что день начался неплохо.

В кафедральном соборе не было ни обнаженных женщин, ни легкомысленных представлений, однако на мысли о любви и адюльтере присутствующих навел не кто иной, как сам король, и столь странным образом, что все буквально онемели. Он предстал перед всеми в светло-голубой атласной тунике, с вытканными на ней золотыми лилиями и вышитыми его инициалами, переплетенными с инициалами Дианы де Пуатье.

Епископы при виде двойного D, сплетенного с Н, переглянулись, покачав головой, и подумали, что новый король пойдет куда дальше, чем его отец, по пути скандала.

Диана де Пуатье также находилась в соборе, где впервые публично заняла почетное место, тогда как королева (бывшая, правда, на третьем месяце беременности) была отослана на дальние места.

Хотя большинство прелатов были шокированы присутствием Дианы, никто не осмелился сказать об этом вслух, поскольку кардинал Лотарингский, которому предстояло совершить помазание короля, был одним из самых верных союзников вдовы Великого сенешаля. А посему обращаться с протестами к этому властителю церкви было бессмысленно. Расточая елейные улыбки, пряча цепкий взгляд под полу прикрытыми веками, он скорее всего ответил бы на это:

— Ваш единственный долг, мой сын, молиться! Потому что, хотя ему еще не было и двадцати лет, у кардинала Лотарингского был большой опыт — ведь архиепископом он был назначен в возрасте девяти лет…

После этого памятного коронования Генрих, Диана и Екатерина поселились в Фонтенбло.

Вдова Великого сенешаля, прогнав всех министров, которым покровительствовала м-м д'Этамп, и поставив на их места своих друзей, стала всемогущественной. Теперь она правила королевством с помощью короля, который был влюблен, и министров, которые всем были ей обязаны.

Но, в отличие от герцогини Этампской, она не стремилась сразу же вмешаться в государственные дела. Ее честолюбие было значительно худшего свойства: она просто стремилась сконцентрировать в своих руках раздачу титулов, рент, земельных владений. Движимая безграничной жадностью, она мечтала об обладании самым большим состоянием во Франции, и на протяжении двенадцати лет правления Генриха II все свои интриги она плела только ради этого, что и вынудило ее в конце концов, к несчастью, заняться политикой.