Путь Короля. Том 1 - Гарри Гаррисон Страница 63

Ингульф, наставник Ханда, решил добавить от себя:

— Ивар — это выкормыш Локи, посланный для истязания людей Земли. Но нам известна его оборотная сторона, — где нет ничего человеческого. Такое существо не может служить целям добра.

— Что же происходит? — подхватил Фарман. — Власть Церкви нисколько не уменьшается; более того, он заключает с ней союз! Для своего, конечно, блага — ибо только этот недотепа архиепископ способен довериться Ивару! И все же на какой-то период и те и другие стали сильнее…

— А мы — беднее! — не выдержав, рявкнул со своего места Бранд.

— Но не ясно, стал ли богаче сам Ивар, — произнес Вестмунд. — Не пойму, как братья сумели нагреть руки на этой сделке за нашими спинами. Разве что получили доступ в Йорк…

— А я тебе объясню, — вступил в разговор Торвин. — Я хорошенько поломал над этим голову. Помните, мы все обратили внимание, какие здесь никудышные монеты? Серебра немного, а все больше свинца да меди. Куда же девалось все серебро? Англичане сами никак этого не поймут. А я вам скажу куда: его прибрала к рукам Церковь… Нам даже не вообразить себе — да и Ивар не отдает себе в том отчета, — каковы богатства Церкви. Воцарившись здесь двести лет назад, она все это время принимала подношения и серебром, и златом, и землею… А в земле они находят серебряные копи! Впрочем, из земли, которой сами они не владеют, они также качают серебро в свои кладовые: берут за то, что обрызгали водой младенца, за то, что, объявив свадьбу церковным таинством, венчают жениха и невесту; даже за то, чтобы опустить их после смерти в землю и отвести угрозу вечного страдания — не за совершенные в жизни грехи, но за недоплаченные подати…

— Что же они делают со своим серебром? — спросил Фарман.

— Украшения для своего бога. Оно сейчас пылится без дела в Минстере, и проку от него столь же мало, как и тогда, когда оно лежало в земле. Серебро и золото переплавляют они в дарохранительницы, в распятия, купели, в подсвечники для своих алтарей, в ящики, куда складывают тела своих святых… А на чеканку серебра не хватает. Поэтому чем богаче становится Церковь, тем скуднее монетный двор… — От отвращения он даже передернул плечами. — Церковь по доброй воле из своих рук ничего не выпустит, а Ивару надо лишь протянуть руку, но он об этом не догадывается… Жрецы заверили его, что соберут все монеты, имеющие хождение в этом королевстве, и переплавят их: удалят весь основной металл и передадут ему серебро, из которого отныне будет чеканиться новая монета: монета Ивара Победоносного, короля Йоркского. И Дублинского в придачу. Так что несметных богатств на этой земле Рагнарссоны, быть может, и не стяжают. Но станут еще могущественнее.

— А Бранд, сын Барна, станет еще беднее! — вновь огрызнулся тот же злобный голос.

— Вот, значит, чего мы добились. Сосватали Рагнарссонов христианским жрецам. Что же ты теперь думаешь о своем откровении, Фарман? И как быть с мировой историей? И с будущим?

— Тогда я еще не получил того откровения, которое доведено до меня ныне. Я имею в виду этого паренька — Скьефа.

— Его зовут Шеф, — вставил Ханд.

Фарман согласно кивнул:

— Можно и так. Он открыто бросил вызов самому Ивару. Он выиграл holmgang. Взял приступом стены Йорка. И однажды, несколько месяцев назад, он явился на молитвенный сход, который вел Торвин, и заявил, что пришел с Севера.

— Да ведь он только хотел этим сказать, что пришел на Стаур из северной части королевства, из Норфолка, — попробовал вмешаться Ханд.

— Одно дело — то, что он сам хотел сказать, а другое — то, что хотели сказать этим боги, — возразил Фарман. — И потом, не забывай; я видел его по другую сторону. В обители богов!.. Но тут еще есть много диковинного. Кто его отец? Он-то сам считает, что это ярл Сигвард. Так сказала ему мать. А мне кажется, что мальчик этот — первый шаг великой перемены в мироздании. Возможно, ось витка в истории. Такое, конечно, никто не мог и помыслить. Теперь же я хочу задать его друзьям и тем, кто с ним знается, один вопрос… Ответьте мне: безумен ли он?

Мало-помалу все взгляды обратились к Ингульфу. Он наморщил лоб:

— Безумен… Лекари таких слов не употребляют. Но уж коль ты так заговорил, то я тебе отвечу: да, я уверен, что мальчишка этот, Шеф, безумен. Если иметь в виду…

* * *

Ханд не сомневался в том, что долго искать друга ему не придется. Тот стоял посреди свалки из обуглившегося дерева и искореженного железа в северо-восточной башне, что возвышалась над Ольдварком, и окружен был со всех сторон разинувшими от удивления рты людьми с амулетами. Ханд, словно угорь меж стеблей тростника, просочился в центр круга.

— Ну как, ты уже сообразил, как она работает? — спросил он.

Шеф поднял на него глаза.

— По-моему, я сумел доискаться до правильного ответа. К каждой машине они приставили монаха, который должен был проследить за тем, чтобы она была уничтожена до того, как попадет в чужие руки. Монахи принялись за дело и потом все, как один, удрали в Минстер. А остальные, конечно, не хотели сидеть тут и ждать, пока она догорит до конца. Удалось только одного раба поймать… — Он кивнул в сторону закованного в ошейник англичанина, стоящего вместе с ним в кольце викингов. — Он рассказал, как эта штука работала. Машину заново отстроить я не пытался, но действие ее мне понятно.

Он указал на груду обгорелых досок и железных скоб:

— Вот эта машина и метала снаряды.

Шеф подошел поближе к останкам орудия.

— Видите, пружиной ему служил скрученный канат. Вращая эту ось, они скручивали канат, тем самым и рычаг, и тетива могли придать большее ускорение снаряду. И вот в нужный момент вы отпускаете пружину…

— …и вылетает вот такая дуля, — сказал один из викингов.

Грянул дружный хохот. Шеф показал на зубчатые колеса орудия.

— Глядите, сколько на них ржавчины. Они здесь испокон веку. Я не знаю, когда отсюда ушли римляне. Может быть, после этого машина простаивала в каком-нибудь арсенале. Но мне ясно одно: сработали ее не местные. Они только знали, как ею пользоваться.

— А как дела с той машиной, которая бросала каменные глыбы?

— Ту они сожгли и не спускали с нее глаз. Но я понял, как они работают, еще до того, как мы перебрались в крепость. У монахов в Минстере есть об этом книга, а также части машины, которые остались еще с древних времен, — так сказал мне этот раб… Жаль, конечно, что они все это сожгли. И я бы заглянул в книгу, где показано, как строить такие машины. А есть еще и такая книга, которая учит искусству счисления…

— Эркенберт очень силен в искусстве счисления, — неожиданно промолвил раб, по-видимому распознав похожее норвежское слово в речи Шефа, который до сих пор многие слова произносил на английский лад. — Он — arithmeticus.

Кое-кто из викингов украдкой дотронулся до амулетов, прося защиты у своих богов. Шеф расхохотался.

— Может быть, я никакой не arithmeticus, но машины умею строить лучше. И я построю множество машин! Трэль рассказал, что монах из Минстера однажды обмолвился: мы, дескать, христиане что карлики на шее гигантов, — имея в виду римлян… Что ж, возможно, они и оседлали гигантов, со своей ученостью, старыми машинами и стенами, доставшимися им от прошлого. Но они так и остались карликами. А вот мы…