Секретные архивы ВЧК-ОГПУ - Борис Сопельняк Страница 63

Переведем дух, дорогие читатели, и вдумаемся в то, о чем поведал Артузов. Вы только представьте: если бы план Бухарина — Ягоды — Радека осуществился, не было бы Второй мировой войны, не было бы Лидице, Освенцима и Хатыни, не было бы руин Ковентри, Сталинграда и Варшавы. Вопрос только в том, знали ли об этом плане в Берлине, или он был только в голове Артузова?

Не исключен и другой вариант. Так как Артур Христианович хорошо знал порядки, царившие как на Лубянке, так и в Кремле — а там иногда любили почитать протоколы допросов, — он не исключал, что его слова будут услышаны Сталиным и тот извлечет пользу из «плана заговорщиков». А чтобы привлечь внимание вождя, Артузов подает сигнал, который не мог не заинтересовать Сталина.

— Вспоминаю некоторые детали антисоветского заговора. Ягода решительно настаивал на том, что в момент переворота должны быть арестованы все члены правительства. Слышал я и то, как будут распределены портфели в будущем правительстве. Рыкову предназначался портфель председателя Совнаркома, Бухарин должен быть секретарем ЦК, Ягода некоторое время предполагал оставаться наркомом внутренних дел, а потом стать либо председателем Совнаркома, либо наркомом обороны.

Посчитав эту тему исчерпанной, следователи резко меняют ход допроса:

— Вы показали, что наряду с работой в пользу немецкой и французской разведок вели шпионско-разведывательную работу в пользу Польши. Кем и когда вы были завербованы?

— Завербован я был в 1932 году сотрудником Иностранного отдела ОГПУ Маковским, который в это время был нашим резидентом в Париже. В один из приездов в Москву Маковский, будучи со мной наедине в кабинете, неожиданно для меня начал расспрашивать о Берлине и моих отношениях с ним. Вначале я страшно растерялся, взял по отношению к нему тон начальника, но он нагло заявил, что знает о действительном характере моих отношений с Берлином, и сказал, что если я не хочу иметь неприятностей, то мне придется работать в пользу поляков. Я вынужден был согласиться.

— В ходе следствия вы несколько раз изобличались в даже ложных показаний,—пристукнул кулаком по столу Дейч.—Мы располагаем данными, что вы по-прежнему не говорите всей правды и увиливаете от ответов. Еще раз предлагаем ответить на прямой вопрос: все ли вы сказали о своей антисоветской и шпионской деятельности?

И вот он, лакомый кусочек, припасенный Артузовым напоследок!

— Признаю, что не все. Мне очень трудно было начать с того, что я являюсь старым английским шпионом и был завербован «Интеллидженс сервис» в Санкт-Петербурге в 1913 году. Я прошу сейчас прервать допрос и дать мне возможность восстановить все факты моей преступной деятельности.

Ну, как можно этому верить, как можно всерьез принимать это нелепейшее признание?! Бьггь английским шпионом и разрабатывать сложнейшую операцию по заманиванию на территорию России и захвату английского шпиона Сиднея Рейли — это же полнейшая чушь! Не исключено, что Артузов рассчитывал на чисто профессиональную реакцию Аленцева и Дейча, которые хорошо знали о достижениях Артура Христиановича в области контрразведки. Но следователям было не до проверок и уточнений, в их работе существовали свои, спущенные сверху показатели: чем больше признаний, тем лучше, тем больше оснований вынести арестованному самый суровый приговор.

К сожалению, это были последние слова Артура Христиа-новича. Больше его не допрашивали, видимо, посчитав, что спектакль пора заканчивать.

А вот с последним протоколом допроса его ознакомили, во всяком случае, на последней странице есть его куцая и какая-то съежившаяся подпись: «Протокол записан с моих слов верно и мною лично прочитан. Артузов».

Боже правый! Если бы я не видел анкеты, написанной Артуром Христиановичем, не знал его уверенной, сильной руки, я бы подумал, что последние слова написаны больным, измученным, едва живым человеком. Да, ежовские костоломы поработали над ним славно. Думаю, что именно поэтому в деле Артузова нет ни одной фотографии. Видимо, лица там уже не было, а оставлять свидетельство такой «работы» с арестованным следователи не решились.

Напомню, что последний допрос состоялся 15 июня 1937 года и лишь в августе появилось обвинительное заключение, утвержденное заместителем наркома внутренних дел Львом Бельским (он же Абрам Левин, который за излишнее рвение в службе через четыре года будет расстрелян).

«По делу фашистской заговорщической организации, руководимой предателем Ягодой, арестован один из активных участников этого заговора, бывший начальник КРО и ИНО НКВД СССР и бывший заместитель Разведупра РККА Артузов (Фраучи) Артур Христианович.

Произведенным по делу расследованием принадлежность Артузова (Фраучи) А.Х. к фашистскому заговору полностью подтвердилась, а также установлено, что он являлся шпионом 9* 259 с 1913 года, работавшим одновременно на службе у немецкой, французской, польской и английской разведок».

Далее перечисляются все детали, почерпнутые из допросов, с непременной для обвинительных заключений той поры фразой: «Виновным себя признал полностью». Заканчивается документ постановлением: «Передать следственное дело на рассмотрение Военной коллегии Верховного суда Союза ССР с одновременным перечислением за ним обвиняемого».

Решение суда известно: «Артузова (Фраучи) А.Х. расстрелять». Но Артур Христианович, видимо, рассчитывая на здравый смысл следователей, ухитрился подать голос из казематов Лефортовской тюрьмы: он сумел передать записку, написанную собственной кровью.

«Гражданину следователю. Привожу доказательства, что я не шпион. Если бы я был немецкий шпион, то: 1) я не послал бы в швейцарское консулъсгво Маковского, получившего мой документ; 2) я позаботился бы получить через немцев какой-либо транзитный документ для отъезда за границу. Арест Тылиса был бы к этому сигналом».

Но обратного хода не было. Записке не придали никакого значения, и приговор был приведен в исполнение.

Если вы думаете, что на этом ложь, клевета и грязные домыслы, связанные с именем Артузова, закончились, то глубоко заблуждаетесь.