Айседора Дункан - Морис Левер Страница 62

Много слухов о ее баснословных контрактах, о целых состояниях, что уплывают у нее сквозь пальцы. Поговаривают, что она разорилась, обременена долгами. И действительно, она тратит миллионы на роскошные отели, пароходы, рестораны, дорогое шампанское, престижные автомобили. Ее гонорары свободно позволяют ей вести такой образ жизни. Но ведь у нее еще есть школа, которую надо содержать, ученицы, которых необходимо кормить, одевать, расквартировывать, надо платить воспитательницам, которых тридцать человек. На это уходит не менее двух третей ее доходов, а платит за все она одна.

Из Цюриха пришла телеграмма о том, что последний перевод от нее не поступил из-за военных действий, и директриса пансиона, где расквартированы ученицы, выставила их на улицу. Айседора умоляет Августина немедленно отправиться в Женеву с необходимым количеством денег. У нее самой не хватает средств заплатить за гостиницу, и приходится оставить в залог свои чемоданы. К счастью, в Монтевидео выручает деньгами менеджер. До следующего раза…

Ее собственное турне проходит без особых приключений. Только в Буэнос-Айресе зрители потребовали деньги обратно и пригрозили бойкотировать представления, потому что Айседора посмела танцевать под музыку национального гимна освобождения Аргентины. Зато она каждый вечер срывает аплодисменты в честь Франции и ее союзников, поскольку танцует «Марсельезу» с трехцветным знаменем в руках.

Как всегда, самые горячие ее поклонники — студенты, люди интеллектуальных профессий, художники в душе. Бывают вечера, когда из-за латиноамериканского темперамента театр превращается в арену, где поклонники и противники танцев Айседоры не только спорят до хрипоты, но и доходят до кулачного боя. Это стало уже традицией. Айседора по-прежнему — артистка, вызывающая самые противоречивые оценки. Одни превозносят ее до небес и видят в ней жрицу нового искусства, другие сурово осуждают, называя ее танец «суетливыми движениями сомнительного свойства наивной американки», «немецкой хромолитографией, срисованной с античного фриза», «бордюрчиком для обоев мюнхенского производства, скопированным с греческой вазы», «гигиеническими упражнениями в санаторном душе» или «непонятной и нелепой жестикуляцией человека, не знакомого ни с танцем, ни с музыкой».

Такие вот любезности расточает в ее адрес музыкальный обозреватель газеты «Тан» и в заключение пишет: «Нет более точного признака упадка вкуса и ума, чем этот отказ от традиций, составляющих силу и гордость искусства целого народа».

Сойдя на берег в Нью-Йорке, Айседора сразу же звонит своему другу фотографу Арнольду Джентеру. О чудо! Ей отвечает Зингер, по чистой случайности зашедший в то утро в ателье Джентера.

— Как я рад слышать вас! Как поживаете, Дора?

— Как человек без гроша в кармане, которому нечем заплатить за свой багаж, задержанный таможенниками. Я звоню Арнольду, чтобы он выручил меня, одолжив несколько долларов.

— Где вы?

— В порту. Я приехала из Рио.

— Никуда не уходите, я сейчас приеду.

Через несколько минут он уже рядом. Не теряя ни минуты, вызволяет ее багаж и отправляет его в отель «Астория». Она следит за ним, пока он разговаривает с таможенниками. Он, как ей кажется, стал еще значительнее, властнее. «Какая мощь! — думает она. — Что может остановить такого человека?»

Так Лоэнгрин, ее герой, в очередной раз приходит на помощь ей, бедной Эльзе, потерянной в царстве гигантских кранов, вагонов, грузовиков и докеров, среди паутины железнодорожных путей, в толпе безразличных пассажиров. Закончив все формальности, он подходит к ней.

— Раз уж мы встретились, — говорит он ей, — не будем больше терять друг друга из виду.

И, взяв ее под руку, уводит с собой. Она зябко прижимается к его плечу. Доверчивая. Успокоившаяся. Джентер ждет их в своей студии. Оттуда они втроем едут отпраздновать встречу в «Риверсайд-драйв». После плотного обеда, обильно запиваемого шампанским, Зингер сообщает, что он решил снять на один вечер «Метрополитен-оперу» для бесплатного представления в честь Айседоры.

— Ты с ума сошел, Лоэнгрин. Такие вещи не делаются с кондачка.

— Я займусь этим.

Всю вторую половину дня и вечер он занимается рассылкой приглашений всем знаменитостям Нью-Йорка в мире искусств. Через неделю актеры, драматурги, композиторы, певцы, кинодеятели — все упомянутые в «Справочнике деятелей искусства» — подъезжают к парадной лестнице «Метрополитен» под любопытными взглядами зевак, выстроившихся в два ряда, чтобы увидеть вблизи звезд в вечерних туалетах. Никогда еще Айседора не имела такого успеха. А когда в заключительном акте она танцует под мелодию «Марсельезы», аплодисменты долго не утихают. Обычно сдержанный зритель, завсегдатай премьер, неистово кричит «Браво!», топает ногами, требует повторить «Марсельезу» и, стоя, завороженный, смотрит танец. Люди в зале обнимаются со слезами на глазах.

Накануне вечером, 2 апреля 1917 года, президент Вильсон объявил в конгрессе, что Соединенные Штаты вступают в войну на стороне союзников.

От радости, что вновь нашел Айседору, Зингер старается сделать все, чтобы доставить ей удовольствие. Зная, как она дорожит своей школой, он переводит в Цюрих телеграфом три тысячи долларов, чтобы отправить маленькую труппу в Америку. Но уже поздно. Хозяйка пансиона, которой несколько месяцев никто не платил за проживание учениц, вернула девочек в их семьи. Только восемь из них привез с собой Августин. Пятнадцать лет труда и усилий были перечеркнуты.

Когда девочки приехали, Зингер снял для них огромную студию на Медисон-сквер-гарден, и Айседора возобновила занятия. Каждое утро он приезжает за ней на машине и увозит после занятий на прогулку вдоль берега Гудзона.

Начинает сказываться усталость от турне. И Зингер предлагает Айседоре поехать отдохнуть на Кубу. Поскольку неотложные дела мешают ему самому сопровождать ее, он поручает это своему секретарю, молодому шотландцу — поэту по имени Алан Росс Макдуталл. Свидание с Айседорой состоится через месяц во Флориде.

Приехав в Палм-Бич, Зингер находит Айседору неузнаваемой. Загорелая, веселая, жадная до жизни, какой он ее давно уже не видел и не надеялся увидеть. Дни проходят в прогулках вдоль берега. Во Флориде Зингер занимается крупными операциями по скупке земельных участков. Вечера на веранде тянутся до поздней ночи. Иногда к ним присоединяется писатель Перси Макей. Разговаривают в основном о последних успешных выступлениях Айседоры. Иногда переходят на обычные сплетни из закулисной жизни, в том числе о подражательницах Айседоры, каких в Америке развелось множество. Не обходят молчанием литературу, особенно поэзию. Макдугалл восхищается французским поэтом Полем Валери, чью книгу стихов «Юная Парка» он только что прочел. «Это единственное крупное произведение французского автора, где речь идет не о войне», — говорит он.

Обсуждают последние сообщения с фронтов. Размышляют о будущем России после отречения царя 15 марта: сохранит ли власть Керенский или она перейдет к Советам Ленина?

— Держу пари, что к власти придет Ленин! — с горячностью говорит Айседора. Она чрезвычайно интересуется русской революцией.