Метрополис. Город как величайшее достижение цивилизации - Бен Уилсон Страница 62

Голландские города держали ворота для иммигрантов открытыми; процент грамотных в городах был невероятно высок, так что множились книжные магазины – не удивительно, что Амстердам стал центром книгоиздания Северной Европы.

Свобода гражданства, мысли и торговли сделала Нидерланды – и город Амстердам в особенности – невероятно привлекательным местом для мыслителей, бунтарей и предпринимателей. Амстердам стал настоящим котлом, где кипели радикальные идеи. Издатели этого города выпускали самые противоречивые книги эпохи, например труды философа Томаса Гоббса, запрещенные в Англии, работы Галилея, Спинозы и Декарта. Изгнанник, спасавшийся в Амстердаме от политического хаоса в Англии, Джон Локк писал трактаты о политической и религиозной терпимости; политическая теория и эмпирическая философия обрели форму в кругах свободомыслящих протестантов-диссентеров, связанных со Спинозой. Возвеличивая достоинства Амстердама как приюта философии, Декарт писал, с каким удовольствием он наблюдает за прибытием кораблей, нагруженных товарами со всей планеты: «Где еще можешь ты найти с такой легкостью, как здесь, все удобства для жизни и все любопытные вещи, которые ты надеялся увидеть? В какой другой стране можешь ты найти такую полную свободу, спать с меньшей тревогой, или обнаружить армию, готовую защитить себя, или найти меньше отравлений, или актов предательства или клеветы?» ^[212]

Новаторское мышление помогло Нидерландам выдвинуться из сравнительной безвестности к статусу наиболее мощного государства Европы, если не мира в целом. Люди, приезжавшие в Амстердам, чтобы найти там убежище от войны или преследований, привозили с собой умения и международные связи. В 1595 году консорциум амстердамских купцов – многие из них были недавними мигрантами, имевшими контакты на Балтике, в Португалии, Испании, Венеции и Леванте, – вложил деньги в очень рискованное плавание в Индонезию. Вместо того чтобы действовать в качестве посредников при португальцах и перепродавать специи и другие азиатские товары, голландцы решили добраться до источника. Успех предприятия позволил Амстердаму выдвинуться на передний фронт глобальной торговли. За следующие семь лет были основаны семь новых компаний; Амстердам отправил в Азию пятьдесят кораблей, а из других портов Голландской республики вышло еще тридцать.

Вместо того чтобы исчезнуть после путешествий, компании вкладывали деньги в новые экспедиции и сливались, чтобы максимизировать прибыль. Финальное слияние всех слияний произошло в Амстердаме в 1602 году, когда возникла первая в мире формально организованная компания: Vereenigde Oostindische Compagnie (VOC), или Голландская Ост-Индская компания. Она финансировалась за счет паев, которые продавались широкой публике в Голландской республике. Почти 60 % вложенных капиталов пришли из Амстердама, там, где и была заложена мегакорпорация. VOC получила от правительства монополию на торговлю специями, право содержать армию, строить форты, развязывать войны и заключать трактаты с иностранными субъектами права. Все это в первую очередь для того, чтобы потеснить Португалию с места первого игрока в Азии. Уже в 1641 году VOC отняла у португальцев Малакку.

VOC стала корпоративной империей, опирающейся на государство и управляемой из штаб-квартиры в Амстердаме. Она основала колонии и базы на малабарском и коромандельском берегах Индии, на Цейлоне и в Бенгалии, во Вьетнаме, Таиланде, Индонезии, Малайзии, Тайване и Японии, на острове Маврикий и мысе Доброй Надежды. В 1619 году VOC основала Батавию в Индонезии, первый европейский город на острове Ява; Батавия стала одним из первых голландских городов, размещенных за пределами метрополии. Новый Амстердам на южной оконечности Манхэттена возник в 1624-м, Кейптаун начал свою жизнь в 1652-м как перевалочная станция на пути в Индию.

В начале XVII века поток товаров превратил Амстердам в настоящего левиафана. Изгнанники из Антверпена принесли с собой немалые объемы капитала, а еще – сложные финансовые инструменты, изобретенные в этом городе. Amsterdamsche Wisselbank (Амстердамский обменный банк), основанный в 1609 году, придумал многие вещи, которые мы считаем само собой разумеющимися – систему чеков, прямое дебетование и переводы между счетами. Базировался банк в городской ратуше, он был публичным, муниципальным учреждением, его стабильность опиралась на процветание, надежность и способность Амстердама генерировать богатство.

Корпорация и банк представляют две основы современной экономической системы. Твердыня оказалась завершена с появлением в Амстердаме фондовой биржи. Основание первой глобальной публичной корпорации за одну ночь привело к возникновению рынка ценных бумаг. Амстердамская биржа видела быстрое развитие этого рынка, появление разных типов бумаг, взлеты и крахи, рискованные операции и долговременные проекты. Амстердамцы прозвали эту разновидность бизнеса windhandel – торговля ветром. Вы не имели дело с сельдью, зерном, специями или вообще чем-то, что можно пощупать; вы даже не владели тем, что продавали; с таким же успехом вы могли продавать ветер, который движет воздух, используемый вами же для дыхания. Ничего более не озадачивало неискушенных современников, чем эта текучая форма капитализма, родившаяся в Амстердаме; состояния делались и терялись на бумаге и само будущее покупали и продавали.

Хосе Пенсо де ла Вега, испанский еврей-купец и биржевой брокер, переехавший в Амстердам, написал книгу о бирже, она получила название «Неразбериха неразберихи». Крупными рыбами на рынке ценных бумаг были брокеры, представлявшие самых богатых спекулянтов и финансистов. Они расхаживали с важным видом, одетые так, чтобы впечатлять и вызывать доверие. Чуть ниже располагались брокеры, которые покупали и продавали от лица купцов и торговцев города. Эти профессионалы работали быстро, продавая и покупая доли клиентов, контролируя цены, наблюдая друг за другом, стремясь получить любую информацию, отслеживая малейшие изменения на рынке. Сделки заключались, когда продавец подавал руку покупателю, чтобы тот ее пожал; предложение делалось, а когда оно принималось, то цена подтверждалась вторым рукопожатием. Но рынок менялся слишком быстро для такой долгой процедуры, и ритуал превратился в настоящее представление – быстрые хлопки ладоней по всем направлениям, отмечающие заключение сделок; предложения выдвигались и цены устанавливались в секунды. Де ла Вега писал, что «руки краснели от хлопков… За рукопожатиями следовали выкрики, за криками оскорбления, за оскорблениями наглые выпады, следом еще оскорбления, выкрики, толчки и рукопожатия до того момента, пока дело не сделано». Биржа не была местом для колеблющихся или застенчивых ^[213].

В кильватере больших игроков в этом бедламе обмена действовали фигуры рангом пониже, те, кто лихорадочно играл на крохотных флуктуациях рынка, на паях, которые им не принадлежали. Такого спекулянта малого масштаба можно было легко узнать в толпе: согласно описанию де ла Веги, он «грызет ногти, дергает себя за пальцы, закрывает глаза, ходит туда-сюда и бормочет что-то под нос, трогает себя за щеку, словно у него болят зубы, принимает задумчивый вид, тычет пальцем, потирает бровь», перед тем как устремиться «с яростными жестами в толпу, щелкая пальцами на одной руке, в то время как другой делая презрительные жесты, и начинает торговаться по поводу паев, словно по поводу заварного крема» ^[214].