Александр Великий. Дорога славы - Стивен Прессфилд Страница 61

— Лучше бы им не застаиваться, в движении в голову лезет меньше глупостей, — указывает Теламон.

Я с ним согласен. Движение ускоряется.

Пот, скорость, действие — вот наилучшие противоядия против страха.

Но на сей раз они не срабатывают. В шестистах стадиях к югу, на скрещении торговых путей у местечка, именуемого Арбелы, разведчики обнаружили базовый лагерь персов. Как доносят патрули, армия Дария уже покинула его и ушла на двести стадиев дальше, за реку, именуемую Лик — Волчья река. Там простирается обширная равнина, известная под названием Гавгамелы. Персы подготавливают почву. У них две сотни серпоносных колесниц и пятнадцать индийских боевых слонов.

Разведчиков, прибывших с этими донесениями, я помещаю под домашний арест с приказом не выпускать даже помочиться: делается всё, чтобы предотвратить распространение способных породить панику слухов. Однако, несмотря на все меры, они всё равно просачиваются.

Армия напугана затмением и вымотана этой вонючей пустыней. Впечатление такое, будто мы пересекаем гигантскую раскалённую жаровню. Нет ничего живого. Люди начинают задумываться о том, уж не забрели ли мы в ад. Над Гавгамелами высится холм, именуемый Телл-Гомел, или «Верблюжий горб». Наши войска размышляют над этим названием, пытаясь истолковать его значение. Несёт ли оно нам удачу? Предвещает ли погибель?

Я спрашиваю Теламона, чего, по его мнению, боятся люди.

— Ты сам знаешь, — говорит он.

Но я не знаю.

— Успеха.

Как это может быть?

— С ним сопряжено неизведанное, — продолжает мой ментор. — Ибо, достигнув этой победы, наши силы окажутся там, где не бывала ни одна армия во всей истории. Люди страшатся этого, страшатся неведомого. А тебя, Александр, провозгласят...

Чёрный Клит подъезжает и останавливается рядом, с ухмылкой глядя на невозмутимого Теламона.

— О каких диких фантазиях, — осведомляется он, — ведёт речи наш философ сегодня?

Я улыбаюсь:

— Он предсказывает победу.

— Для этого нет нужды быть философом! — смеётся Клит и уносится прочь.

Колонна продолжает путь. Небо впереди и позади нас затянуто чёрным дымом устроенных противником пожаров. Воздух полон запахом гари, повсюду зола и сажа. Горы к востоку скрылись во мраке. И из-за этой сумрачной завесы доносятся пугающие звуки. Мы слышим перестук призрачных копыт, слышим странные, нечеловеческие голоса. Здесь даже сама почва коварна и непредсказуема. Топнув посильнее, ты пробиваешь спёкшуюся корку, и наружу бьёт фонтан едкого соляного раствора. Подобные струи попадают в лицо: губы у людей трескаются, щёки покрывает белёсый соляной налёт. Из-под конских копыт взметается тяжёлая сероватая пыль, которая поднимается до пояса человека. Колонна тащится сквозь это пыльное облако. И наконец, на второй день пополудни случается то, чего страшатся все командиры.

Паника.

С колонной происходит что-то странное. Что именно, никто не знает. По одному, по двое солдаты отделяются от своих товарищей и обнажают оружие. Ещё несколько мгновений, и они в ужасе и остервенении набросятся друг на друга.

— Колонна, стой!

Прежде чем армия останавливается, проходит вечность. Но она останавливается.

— Оружие на землю! — звучит следующий приказ. И снова время едва движется: приказ должен пройти по всему растянувшемуся на стадии походному строю. Наконец последний солдат кладёт оружие на землю у своих ног.

Армия приходит в себя.

В ту ночь мы разбиваем лагерь на безликой равнине. С наступлением сумерек с гор спускается туман, а поскольку в воздухе и без того висит пепел, видимость никудышная. Зрение подводит людей, играя с ними дурные шутки. В результате во время второй стражи возникает новая паника. Огни в небе ошибочно принимают за костры врага. Они выглядят настоящими — их тысячи и тысячи. Признаюсь, даже я не сразу разобрался, в чём дело. Чтобы успокоить лагерь, понадобился не один час.

Боги посылают ветер, на двадцать минут небо расчищается, но радоваться рано: следом за этим начинается пыльная буря. В лагере воцаряется хаос. Весь следующий день мы бредём под сильнейшим ветром, укутавшись по глаза, в то время как песок, подобно пемзе, обдирает каждую поверхность и оседает в каждой выемке. Именно тогда я в первый раз слышу от моих солдат сетования, которые преследуют меня по сей день:

— Мы зашли слишком далеко, проделали слишком длинный путь, одержали слишком много побед, и теперь небеса отвернулись от нас. Нам страшно, и мы хотим вернуться домой.

Следующая ночь. Пыльная буря утихает так же неожиданно, как и началась. Разведчики докладывают о настоящих персидских кострах. До них один день пути. Я переформирую колонну из маршевой в готовую к атаке. Теперь ширина нашего фронта составляет пять стадиев. Кавалерийские разъезды рыщут по всем направлениям.

Полдень четвёртого дня. Равнина Гавгамелы находится в нескольких стадиях впереди, за грядой пологих холмов. Суждено ли ей стать тем самым местом, которое определит нашу судьбу?

Я еду вперёд с Чёрным Клитом и царскими «друзьями», аполлонийцами Главка (он заменил Сократа Рыжебородого, оставшегося в Дамаске на лечение) и отрядом пеонийских разведчиков под началом Аристона.

Персидские конные патрули при нашем приближении отступают. По правую руку от нас виден протекающий за пыльной равниной Тигр. Здесь он шире. Газели, испуганные нашим приближением, мчатся прочь, скрываясь в овраге.

Мы поднимаемся на гряду холмов. Достигнув гребня, трое наших солдат подают сигнал «Враг» и указывают копьями на юго-восток.

Мы взбираемся на вершину и действительно видим неприятеля.

— Клянусь алебастровыми яйцами Геракла! — восклицает Клит.

Персидский фронт простирается на тридцать пять стадиев. Его глубина вдвое больше. Один лишь обоз тянется, насколько может объять взгляд. Он выглядит как город. Нет, десять городов. Отряды вражеских разведчиков галопом скачут к центру лагеря, наверняка туда, где находится командный пункт Дария, чтобы доложить о нашем приближении. Различные отряды противника маневрируют перед основной массой войск, готовясь к скорому сражению.

Равнина разглажена, как беговая дорожка, размеченная разнообразными геометрическими азимутами.

— Смотри, — говорит Гефестион, — это проходы, которые механики Дария расчистили для его серпоносных колесниц. Видишь их? Три. Один, судя по ширине, рассчитан на пятьдесят повозок; второй — на сто; третий, левый, тоже на пятьдесят.

Противник воздвиг даже передвижные башни, с которых, как только мы перейдём в наступление, нас будут обстреливать из луков и мечущих копья катапульт.

— Эти ублюдки выпотрошили всю свою кладовку, — замечает, присвистнув, Чёрный Клит.

Я веду армию сквозь гряду холмов, которую местные жители прозвали «Агоиск» — «Полумесяц». Мы располагаемся в боевом порядке.