История Византийской империи. Том 3. Период Македонской династии (867-1057 гг.) - Федор Успенский Страница 61

Ибо, когда это подводное заграждение доведено было уже до середины опасного места и мы начинали успокаиваться и отбросили страх, прибыл некто другой, также посланный царем, устранивший сейчас же Петрону и принявший на себя все попечение о городе. Это был Лев, назначенный стратигом всей области и получивший в свои руки всю военную власть. Он за лучшее рассудил оставить начатое дело и приступить к возведению стены. Поэтому тотчас же по прибытии дал людям из городского дима, снаряженным на работы по заграждению, другое назначение, приказав им сносить необходимый материал для строителей, и таким образом многочисленностью рабочих рук и обильной доставкой материала заботился осуществить задуманное предприятие. Постройка стены пошла с значительным успехом. Но чем больше поднималась стена до той высоты, какая казалась необходимой, чтобы противостоять замыслам врагов, тем сильнейшие опасения мы, граждане, питали насчет недоконченной части ее. Ибо никоим образом нельзя было успеть вывести стену на всем протяжении, которое нужно было защитить, наступление же варваров ожидалось со дня на день, а наша постройка не дошла еще до середины опасного места, с которого можно было нанести вред».

К несчастию, Лев не мог окончить предприятия, так как вследствие падения с лошади впал в тяжкую болезнь, которая воспрепятствовала ему следить за работами. Сменивший его стратиг Никита обратился к исполнению новых проектов для защиты города.

Стратиг Никита, на которого перешла задача военной защиты города, принял экстренные меры к усилению военных людей в городе. В ближайших окрестностях Солуни жили славянские племена, пользовавшиеся некоторой свободой внутреннего самоуправления и стоявшие в зависимости от стратига стримонской фемы. Это были искусные стрелки, и своим искусством и численностью они могли оказать городу важную услугу на случай нападения арабов (20). Далее писатель сообщает, что к славянам были отправлены письма с приглашением прибыть в город в надлежащем вооружении ^[71], но что они весьма холодно отнеслись к предложению солунской администрации и явились в малом числе и плохо вооруженные. Как бы ни было скудно известие Камениаты по мотивам, которые бы объясняли отношение славян к военному начальнику Солуни, но необходимо его исчерпать во всей полноте, чтобы извлечь некоторые полезные заключения. Прежде всего важно отметить, что военный начальник Солуни обращается непосредственно к славянским коленным старшинам, а не к византийской администрации ^[72], это хорошо усматривается из того, как наш писатель объясняет неудачу сделанного к славянам обращения.

«Это объясняется, — говорит он, — тем, что стоявшие над ними начальники были лукавы и негодны, более соблюдали личные выгоды, чем общественную пользу, обыкновенно строили козни ближнему и легко поддавались на подкуп. Что касается стратига стримонской фемы, который должен был иметь под рукой постоянно готовых на войну людей, то он под разными предлогами медлил сбором и посылкой вспомогательного отряда, так что к нему несколько раз обращался стратиг Солуни Никита с побуждениями и с угрозами, что в случае какого несчастия с городом на него падет вся ответственность. Но начальник стримонской области настоял на своем и не дал городу ожидаемой от него помощи,

Утром 29 июля 904 г. разнесся слух, что неприятельский флот находится уже близ города. Этот слух поднял на ноги все население; все спешили к стенам и вооружались чем могли. Не успели еще занять мест на стенах, как сарацинские корабли показались в заливе с распущенными парусами, направляясь к стенам. Бросив якорь близ города, сарацины стали изучать укрепления и знакомиться с положением города и с силами греков. Сам Лев Триполит тщательно присматривался к приморской стороне города и выбирал более удобное место для нападения. И так как часть залива оказалась недоступной вследствие произведенных морских заграждений, то необходимо было отыскать такое место, по которому можно было бы подойти к самому городскому укреплению и начать к нему подступ. Когда оказалась возможность подойти к берегу, арабы начали делать попытку к высадке, но их встретили греки множеством стрел, причинявших большой урон неприятелю». При этом писатель считает необходимым заметить, что прибывшие из окрестностей славяне поставлены были на самых важных местах, а «с ними никто не может равняться по искусству стрелять в цель и ничто не может противостоять силе их стрел».

В течение этого дня арабы делали всевозможные попытки захватить хотя бы часть стен, так, они бросались в море с деревянными лестницами и выплывали на берег, но их встречала туча стрел и заставляла поспешно спасаться бегством.

На следующий день вся храбрость греков и искусство союзников их, славян, должны были уступить настойчивости арабов. Им удалось сделать вылазку и поставить метательные машины, под защитой которых арабские охотники могли подняться на стены, но это предприятие не сопровождалось ожидаемым успехом, ибо арабы были сброшены с деревянных лестниц. На третий день осады предположено было сделать общий приступ. На этот раз осаждающие имели полный успех. Они во множестве высадились на берег и овладели стеной, после чего сопротивление сделалось бесполезным. Мусульмане рассеялись по улицам города и начали беспощадное истребление населения и грабеж.

«Когда варвары увидели, что стены остались без защитников и что всеобщее бегство сделало для них весьма легкою дальнейшую задачу, то высадились с кораблей и завладели стенами и дали знать своим товарищам о совершившемся. Тогда со всех кораблей сошли варвары с обнаженными телами, имея только легкое прикрытие на пояснице, с мечами в руках. Ворвавшись в город, они перебили всех, кто оказался близ стены и кто не у спел спастись бегством, а потом рассеялись по улицам. Городское же население, разделенное на многие части, волновалось и было в угнетенном состоянии, не находя средства к спасению и выхода из затруднения. Тогда горожане казались подобными лодке без руля, которую бросают волны по разным направлениям. Мужчины, женщины и дети представляли жалкое зрелище: льнули один к другому, давая друг другу последнее целование. Там можно было видеть старика отца, обнявшего своего ребенка и горько над ним плакавшего, там муж расставался с любимой женой, в другом месте окруженные детьми родители в горьких слезах ожидали разлуки. Короче сказать, всюду раздавался плач и беспорядочный крик, как будто стадо овец, запертое и приготовленное на убой, издает смешанные звуки. Одни думали спастись в своих домах, другие предпочитали улику, иные бежали в церкви, некоторые же спешили к городским воротам».