Непридуманная история Комсомольской правды - Александр Мешков Страница 61

И вот наконец мы прилетели из суровой, деловой и распальцованной Москвы на беззаботные и праздничные Сейшелы (через суровый Катар) на остров Махэ ранним тропическим утром. Когда мы, получив наши рюкзаки, вышли на площадь возле аэропорта, Федор сказал задумчиво:

— Ты, Саша, не вздумай писать в свою жалкую желтую газетку о том, что произошло в Дохе.

— Я буду писать правду, — ответил я, как и подобает отвечать прогрессивному журналисту.

— Ты не напишешь об этом, я сказал! — взорвался отец Федор. — Мы начинаем Богоугодное дело! Икону Святого Федора пронесем по местам Славы российского флота!

— Тем более, нельзя начинать такое дело со лжи! — сказал я. — Вот скажи, Федор, почему я должен обманывать читателя? — спросил я.

Великий путешественник попытался возразить мне, но, не найдя аргументов, в гневе бросился на меня. Я ловко, насколько позволял мне рюкзак за спиной, увернулся от его броска, и в ту же секунду мы схватились с ним в мертвой схватке, готовые растерзать друг друга за Правду. Каждый — за свою. Но у меня она опиралась на аргумент свершившихся на наших глазах фактов, а у Федора, на Религию.

Я верю в Бога, но Вера и Религия в моем сознании стоят не на одном уровне. Вера — это от Бога, а Религию создали люди для своих целей. Вадим Цыганов растерянно и деликатно, стараясь не причинить боли, пытался нас растащить в стороны, словно рефери зарвавшихся боксеров. Федор изловчился и сорвал с лица моего очки, отскочил в сторону, словно гепард, и, с торжественным видом финалиста, разломил их об коленку и, бросив на землю, растоптал их ботинком.

— Теперь ты точно ничего не напишешь, — сказал он.

Я несколько разочаровался в капитане и в святости нашей экспедиции. Но что делать: служители церкви иногда жестче, чем велит истинная Вера, доказывали правоту своих взглядов силой своей. Апостол Петр отсек ухо пареньку, слуге священника. Апостол Павел ослепил своего оппонента, препятствующего его проповедям, волхва Элима на острове Пафос. Федор возжелал побить меня и ослепил, лишив меня очков моих, лишь за то, что я был не согласен с его взглядами. Все мы созданы из одного божественного теста.

В какой-то момент великая скорбь о человеческой жестокости охватила меня, и расхотелось мне переплывать Индийский океан в такой компании. Я тихо помянул всех невинных жертв религиозных войн, убиенных лишь за то, что верили в других Богов. Мы свято чтим память мучеников, принявших смерть за Христа, но проклинаем миллионы тех братьев наших иноверных, кто пострадал от воинствующих христианских миссионеров за другую Веру, за Аллаха, за Кацалькоатля, Перуна. Но возвращаться домой, в Москву, еще больше не хотелось. Я подумал: ничего, поживу на Сейшелах месяц-другой и поеду домой. До океана мы добирались, храня суровое, скорбное молчание, надутые, как быки.