Скопин-Шуйский - Наталия Петрова Страница 61

Когда земля, устав от июльского зноя, отдыхала в тихом тепле начавшегося августа, уже возвещавшего зябкими утренниками о приближении осени, царский воевода Михаил Скопин покинул Москву. Путь его лежал на север, в Великий Новгород, куда он получил назначение быть воеводой «для ратного дела» и откуда должен был вести переговоры со шведами: «Того лета послал царь Василей в Новгород боярина князя Михаила Васильевича Шуйского, а с ним дворян для немецких людей, чтоб, их наняв, притить с ними к Москве» ^[336].

Вместе с назначением Скопин был также пожалован титулом новгородского наместника. Наместнический титул был почетен; в то время его присваивали лишь боярам, а новгородское наместничество стояло вторым по значимости в списке наместников.

Какие же права получал князь и боярин Скопин вместе с этим титулом? Прежде всего, право вести переписку с иностранными государствами. Для новгородского наместника таковыми в первую очередь были Швеция и Польша ^[337].

Молодой воевода выглядел немного грустным: перед глазами стояло заплаканное лицо молодой жены, которая никак не хотела отпускать его, опасаясь дальней дороги и предчувствуя долгую разлуку. Алена Петровна утешала плачущую Александру, вспоминала частые отлучки отца Михаила в военные походы и его наместничество в том же Новгороде: что ж, таков удел жен всех служилых людей — от рядовых стрельцов до воевод, — уметь ждать своих мужей.

Впрочем, грустил Михаил не долго. «Не век же мне сидеть подле жены», — уже мысленно заглядывая в Новгород, думал воевода. Дело ему царь поручил чрезвычайно важное и сложное: нужно было и со шведами договориться, и деньги для найма людей найти, и свое ополчение по городам созвать, и Новгородом управлять. Алена Петровна, не любившая Шуйских, а в особенности царя Василия и брата его Дмитрия, советовала Михаилу быть осторожнее: не нравилось ей это поручение — не иначе задумал что старый лис. «Почему он не послал в Новгород своего брата Дмитрия или Ивана? Почему не дал с собой Михаилу никаких грамот?» — говорила она. Конечно, времена опасные, по дороге их перехватить могут, тут грамоты только повредят Михаилу. Но если грамот нет, то вся ответственность ложится на Михаила, не отопрется ли потом царь Василий в случае чего от своих слов?

Сам Михаил об осторожности думал мало, больше горел будущим делом и гордился поручением, которое позволяло ему отличиться: ведь не каждому в его годы предстояло стать и дипломатом, и администратором, и хозяйственником, и полководцем одновременно. О таком деле можно было только мечтать, — не один воевода позавидовал бы ему, узнав, за чем Скопин направлялся на север. Если ему удастся договориться со шведами и набрать наемников, да своих разбежавшихся служилых людей по городам собрать, — там можно будет и походом на Тушино идти, и выполнить то, что пока не удалось никому, — пленить самозванца.

Самые честолюбивые мысли одна за другой рождались в голове молодого воеводы, порой рисовались ему и такие картины: будто он на белом аргамаке, под звон колоколов всей Москвы въезжает впереди войска в стольный град, где народ встречает его хлебом-солью и величает «спасителем Отечества». Сам царь со слезами на глазах благодарит его, а патриарх служит в Успенском соборе благодарственный молебен. Вот он уже стоит посреди храма, рядом Александра Васильевна в нарядной шубе и кокошнике, улыбается радостно, а мать Алена Петровна кладет поклон за поклоном, благодарит Бога за избавление столицы от самозванца и возвращение живым и невредимым сына Михаила. Что и говорить, в чьей голове не зародились бы подобные мысли, особенно если носителю той головы всего 20 лет от роду?.. Перед отъездом все семейство Скопиных отстояло молебен, Михаил взял благословение патриарха Гермогена, по его совету приложился к чудотворному списку Казанской иконы Божией Матери.