Король Артур и рыцари круглого стола - Татьяна Уварова Страница 61

Наконец Гавейн завидел сэра Борса и помчался к нему через поле.

– А, сэр Борс! – насмешливо крикнул он. – Если ты отыщешь и приведешь ко мне своего коварного кузена, я пощажу тебя!

– Хорошо, что я знаю цену твоим словам, – в свою очередь усмехнулся Борс. – Приведи я его сюда, и ты пожалел бы об этом. Он не упустил бы случая наказать тебя за твою гордость и надменность!

Сэр Борс говорил правду. Часто в прежнее время, когда Ланселоту случалось переодетым вступать в поединок с Гавейном, хвастуну приходилось плохо. Поэтому Ланселот, из любви к другу, в последние годы избегал биться с ним.

– Ты не много выиграешь, восхваляя своего трусливого родственника, – запальчиво крикнул Гавейн. – Защищайся!

– Я сам желал помериться с тобой силами, – надменно возразил сэр Борс. – Вчера ты убил моего двоюродного брата Лионеля, а сегодня, с Божьей помощью, я покончу с тобой.

Пришпорив коней, они с такой яростью налетели друг на друга, что копья их, пройдя сквозь доспехи, глубоко вонзились в тела, и тяжко раненные рыцари упали навзничь со своих коней. Подоспевшие друзья подняли их и перевязали раны. Однако последующие несколько дней ни тот ни другой не могли участвовать в бою.

Увидев раненого Борса, рыцари Ланселота пришли в негодование и обвинили жалостливого вождя в том, что он губит свое дело.

– Ты не хочешь разбить хвастливого врага, – говорили они. – Ты избегаешь убивать рыцарей, которые некогда являлись твоими собратьями по Круглому столу. А какая польза нам от того? Разве они избегают тебя и не стараются истреблять твоих друзей и родственников? Твой брат Лионель убит, а славные рыцари Галк, Гриффит, Сафир и Конан тяжко ранены. Ты всегда был учтив, сэр Ланселот, – прибавили они в заключение, – но берегись, как бы теперь эта учтивость не повредила твоему делу.

Видя, что друзья могут отшатнуться от него, если он не станет уничтожать своих врагов, Ланселот с грустью обещал впредь не щадить противников. Он уже не избегал столкновений, но готов был рыдать, если на него бросался кто-нибудь из рыцарей, с которыми когда-то он водил дружбу и пил вино в гостеприимном Камелоте.

Однако, по мере того как бой разгорался, разгоралась и жажда боя в сердце Ланселота, и он сражался с присущей ему силой и искусством. К вечеру его войско оставалось в полном порядке, в то время как воины короля, видимо, падали духом и явно старались избегать яростной атаки рыцарей Ланселота. Сдержав коня, Ланселот оглядел поле, залитое кровью и заваленное грудами мертвых тел, и тоска сдавила его сердце.

– Смотри, милорд, как редеют ряды врагов под натиском наших рыцарей! – крикнул сэр Пелам, подъезжая к нему. – Мужество изменило им, потому как Гавейн и сэр Кэй ранены, а сэр Торр убит. Если ты последуешь моему совету, мы сегодня закончим войну. Соберись с силами и одним ударом рассей противника – тогда победа за нами!

– Увы, – воскликнул Ланселот, – я не желал бы этого! Мое сердце скорбит оттого, что я, вынужденный сражаться против моего короля, гублю его воинов и готовлю ему поражение.

– Боюсь, милорд, ты неблагоразумен. Щадя их, ты тем самым готовишь себе врагов. Они не только не поблагодарят тебя, но и, поверь, не пощадят, если, на несчастье, захватят кого-нибудь из твоих друзей или тебя самого.

Но сэр Ланселот не поддавался ни на какие увещевания и приказал трубить отступление. Король Артур последовал его примеру, и в сумерках оба войска разошлись.

Раненые стонали на поле битвы, пока не подоспевала помощь или пока смерть не избавляла их от страданий.

За несколько недель не произошло ни одного столкновения: войско Артура пало духом после того, как из его рядов выбыло столько славных рыцарей, а Ланселот не желал наступать.

Но сэр Гавейн все время старался разжигать ненависть к Ланселоту и подстрекал к возобновлению войны. Из Лотиана, королем которого после смерти своего отца, короля Лота, сделался Гавейн, прибыл большой отряд молодых рыцарей со своими воинами, и королевское войско воспрянуло духом.

Ежедневно под стенами замка появлялись воины и, выкрикивая обидные слова и прозвища, старались уязвить воинов Ланселота. Недолго думая, молодежь стала просить у короля Артура и сэра Гавейна разрешения идти на приступ. Король с неохотой созвал совет, чтобы обсудить план приступа.

Молодые рыцари, приглашенные на совет, упорствовали, а король Артур с грустью предчувствовал, что любовь к племяннику Гавейну принудит его уступить их требованиям и продолжать войну.

Вдруг дверь распахнулась, и к королю приблизился привратник.

– Государь, – доложил он, – епископ Лондонский и король Девонский Джирэнт просят тебя принять их.

Юные рыцари нахмурились, послышались даже крики неудовольствия; но лицо короля прояснилось, и он приказал немедленно позвать прибывших.

– Незваный священник и король, не имеющий своего мнения! – ухмыльнулся Гавейн, надменно оглядывая присутствующих. – Прошу тебя, дядя, – обратился он к королю, – если ты любишь меня, не слушай их бабьих разговоров!

Артур не отвечал и только с нетерпением смотрел на дверь.

Вот появились три священника и три воина; за ними шествовал почтенного вида старец. Белые как снег волосы обрамляли его тонзуру и ниспадали на белую рясу с красной каймой, свидетельствовавшей о сане епископа. А за епископом показалась высокая, статная фигура Джирэнта Девонского, доказавшего себя сильным правителем, в то время как его считали слабым и сумасбродным.

Все поднялись, приветствуя епископа, после чего король радостно поздоровался с Джирэнтом. Этот благородный рыцарь отказался идти против Ланселота и королевы, хотя и не отрекся от короля.

Гавейн мрачно взглянул на Джирэнта, но тот спокойно выдержал его взгляд.

– Говори скорее, с чем пришел, и уходи! – раздраженно высказался Гавейн. – Если ты по-прежнему держишь обе стороны, то не о чем и разговаривать и не для чего звать епископа на помощь.

– Гавейн, – сказал Джирэнт, и в его спокойном голосе прозвучала угроза, – мне кажется, горе помрачило твой разум. Прошу тебя: не мешай епископу говорить. У него поручение к королю.

– Милорд, – произнес епископ, – я от Его Святейшества Папы.

При этих словах Гавейн бросился вперед, сжимая рукоятку меча, как будто в своем безумии собирался убить священнослужителя.

– Я принес тебе буллу святого отца, – продолжал епископ твердым голосом, нисколько не робея перед гневом Гавейна. – Вот она. Его Святейшество повелевает королю Артуру, как христианину, принять с любовью и уважением супругу свою Гвиневеру и примириться с сэром Ланселотом.

По рядам рыцарей пробежал ропот негодования; сэр Гавейн метал на епископа и короля Артура взгляды, полные ненависти.

– Если же ты не исполнишь сего повеления, – в голосе епископа зазвучала скорбь, – Его Святейшество отлучит от церкви всю Британию. Никто из вас не видел страны, отлученной от святой церкви, ибо редко ее чада так упорствуют в своих заблуждениях, чтобы заслужить столь суровую кару. Но отец церкви, наблюдая, что страна сия раздирается в междоусобной войне и что вы губите друг друга, в то время как злые язычники изгоняют Христа и веру его с Британских островов, решил совершить над вами свой суд, если вы будете упорствовать и не покоритесь его воле. Страну постигнет проклятие. Церкви закроются, святые мощи превратятся в прах, священнослужители перестанут совершать обряды, мертвые останутся непогребенными, потому что некому будет хоронить их. Отвечай, король Британии, на возвещенную тебе волю Его Святейшества.