Тайна Тамплиеров - Серж Арденн Страница 61

– Поверьте, мессир д'Анж, мой старый приятель Живоглот весьма влиятелен. Мы с ним одно время были довольно близки, посему он, надеюсь, не посмеет отказать нам. К тому же, господин барон, подобные знакомства не лишни для порядочного человека.

Месафьель ударами могучего кулака потряс старые ворота. Открывать не торопились, лишь после третьей попытки, неистовым стуком, удалось привлечь внимание тех, кто притаился за оградой. Откуда-то из глубины двора послышался голос:

– Эй, чертов лентяй, колченогий гугенот, ты ли это?! Принес должок?!

Не стушевавшись, Месафьель, громко выкрикнул:

– Открывай малыш Рюаколь, бычья твоя шея, это я, Месафьель.

За воротами послышалась возня сопровождаемая хохотом и проклятиями:

– Ах, ты выкормыш сатаны, каблук дьявола, каким смрадным ветром занесло тебя в нашу гнусную берлогу?!

Наконец, створка ворот, покачиваясь, словно лист осины на ветру, медленно поползла, надвигаясь на нежданных гостей, давая им возможность заглянуть в зловонную обитель, покрытую гнилью убожества и порока. В узкой расщелине меж сараев, являвшейся въездом во двор, Месафьеля и его спутников, с распростертыми объятиями встретил великан Рюаколь. Его тихий смех, вырывавшийся всхлипываньями и хрюканьем из глубин просторной утробы, сопровождался волнообразными движениями, волнующими обвисшее грязное брюхо, мешковато торчащее из-под куцего жилета. Но когда он, глядя через голову Месафьеля, впился маленькими, поросячьими глазками в странных визитеров, от веселья простыл и след. Словно туча закрывшая солнце, суровый взор сменил доброжелательную гримасу, призвав к недовольству «малыша» Рюаколя.

– А это ещё кто такие?!

Недружелюбно произнес он.

– Нам нужен Живоглот, а это мои друзья.

Резко оборвал подозрения толстяка Месафьель.

– А разве люди, прячущие свои изнеженные кисти в тесные перчатки, а шею отдавшие во власть кружевного воротника, могут быть нашими друзьями?!

– Это не твоего ума дело, дурья твоя башка, отведи нас лучше к Живоглоту, да поскорей!

Верзила Рюаколь, ещё некоторое время колебался, затем впустив гостей во двор, строго произнес:

– Ты Месафьель конечно человек проверенный, но без доклада, я не пропущу вас.

– Так чего же ты медлишь? Пошевеливайся, дело не терпит отлагательств!

Оставшись во дворе, после того как удалился толстяк, барон, брезгливо оглядевшись, негромко произнес:

– Куда вы нас притащили Месафьель, что за свинарник право слово?

– Не стоит мессир д'Анж столь опрометчиво судить о людях, не разглядев их, как следует. Вам, быть может, ещё не раз придется обратиться за помощью к этим верным и временами бескорыстным войнам трущоб.

Вскоре вернулся Рюаколь, очевидно получивший приказ удовлитворить просьбу Месафьеля, что вынудило верзилу, проводить визитеров в дом. Лачуга изнутри была не менее безобразна, чем снаружи. Облезлые стены, пришедшая в негодность мебель, отвратительный запах, обступили пришельцев плотным кольцом, ввергнув в пучину отчаяния и безысходности. Из всех щелей сего жалкого жилища, колючим недоверчивым взглядом косилась на них нищета, проникая зловонным смрадом в каждую пору, в каждую складку одежды, словно завистливый нищий, подглядывающий из-за угла за окутанным в благополучие сеньором, поглощающим сочные плоды, так несправедливо распределенные меж людьми провидением.

Полутемная комната где оказались д'Анж, Лаоль и Месафьель была заставлена предметами едва ли имеющими отношение друг к другу и довольно странно гармонирующими с разрухой и беспорядком. Большая плетеная корзина, наполненная серебряной церковной утварью, громоздилась на хромоногом столе, среди глиняных черепков, залитых воском оплывших свечей. Большой дрессуар, красного дерева, лишенный дверцы, закрывал тыльной стороной одно из двух окон, не позволяя солнечным лучам проникать под мрачные своды хижины. Пирамида, подобная тем, что стоят в кордегардиях городской стражи, забитая разнообразным оружием, покрывала одну из стен грязного помещения. Семь канделябров, достойных украсить камины, самых изысканных салонов, были, словно поленья, свалены в одном из углов. Пустые бутылки, цветочные горшки, глиняные кружки, фарфоровые вазы тонкой работы, беспорядочно разбросанные по полу, дополняли неразбириху, в сем прибежище хаоса, разбавленную предметами роскоши.

На кушетке, под стеной, которую украшала золоченая рама, хранившая остатки изорванного холста, скрестив ноги, сидел человек, довольно преклонного возраста. Костлявые угловатые колени старика выпирали из-под старого фланелевого кафтана, наброшенного на поношенный камзол. Худые, длинные ноги были обтянуты дырявым трико из синей шерсти, с вытянутыми коленями. Грязная ермолка прикрывала его безобразную лысину, нелепо венчая сию нескладную фигуру.

Корявые пальцы старика, унизанные несколькими весьма дорогими перстнями, сжимали подрумяненную на огне, заднюю часть курицы, другая половина которой лежала в оловянном блюде, на полу, у ног Живоглота. Откусывая большие ломти белого мяса, при этом заливая горячим соком полы, в прошлом, бархатного камзола, мужчина запивал снедь вином, облизывая и вытирая рукавом влажные губы.

Заметив Месафьеля, первым переступившего порог, человек вскочил, не выпуская из рук обглоданный скелет, и с восторженными возгласами обхватил за шею старого приятеля.

– Дьявол разнеси мой седой череп! Порази гром небесный всех честных людей нашего дрянного королевства, если это не Жадный Гном Месафьель!

Прозвище, произнесенное Живоглотом, а так же брызги куриного соуса, оставившего следы на одежде гостя, несколько смутили Месафьеля. Он, похлопывая по тощим бокам старика, то ли морщась, то ли улыбаясь, изловчился в скором времени высвободиться из его навязчивых объятий.

– Да, это я, старина Живоглот, и как видишь не один.

С трудом смирившийся со столь кратковременным дружеским порывом коротышки, Живоглот, пережевывая беззубым ртом мясо, уставился на спутников старинного друга.

– Э-э, да ты я вижу, прозябаешь в обществе благородных господ? И шпага при тебе.

– Как видишь. Хочу представить тебе моих друзей.

С того времени как Месафьель выбрался из мира отверженных и обездоленных, поступив на службу к д,Анжу, он поднабрался хороших манер, что позволило ему, довольно изысканным жестом, указав на спутников, почтительно произнести:

– Мой повелитель, Его Милость, барон д,Анж, а это метр Лаоль.

Густые с завитыми кверху уголками брови, словно улыбка мадонны, поползли вверх, обнажив округлившиеся глаза Живоглота.

– Мне, Ваша Милость всё одно, барон, аббат, да будь хоть принц крови. Мне важно, что вы за человек. Вот, например, взять монсеньора Ришелье, тоже из дворян, но окажись он среди нас я бы не позавидовал толстосумам.

За всё время нахождения на территории безраздельной власти городской черни, которую так упорно не желают замечать сильные мира сего, д'Анж слушал и наблюдал с присущей себе проницательностью и вдумчивостью. Ему, как потомственному дворянину было, конечно же, отвратительно всё чего коснулась зловонная, костлявая нагота, всё, с чем он столкнулся в этих омерзительных городских дебрях именовавшихся не иначе как «парижским дном». С другой стороны, руководствуясь исключительно холодным расчетом и не отличаясь брезгливостью в способах достижения цели, он понимал, что люди подобные Живоглоту, могут оказать неоценимую помощь в его, далеко на всегда законных предприятиях. Именно последнее обстоятельство, возымело решающую роль в выборе позиции избранной хитрым бароном. Он, без тени лукавства улыбнулся и довольно любезно, ответил: