Судьба цивилизатора. Теория и практика гибели империй - Александр Никонов Страница 61

А каково мироощущение обитателей этих вилл-крепостей? Оно хорошо выражено в словах древнеримского поэта той эпохи — Авзония, который так описывает свою деревенскую усадьбу: «Я всегда храню запас плодов на два года: тот, кто этого не делает, не замедлит испытать голод».

О каком голоде он говорит, живя на земле? О каком голоде он говорит, живя в нескольких километрах от крупного торгового города Бордо? Города, стоящего на реке, по которой каждый день приплывают корабли с товарами?.. Однако все в империи тогда испытывали подобное смутное беспокойство. Это было ощущение краха, неминуемого конца.

Похожие ощущения были разлиты в советском обществе времен позднего Брежнева, на самом излете империи. Ощущение заката. Ожидание каких-то перемен. Все эти разговоры… Если вы этого не помните, вы вращались не в тех кругах.

Не забуду, какое безудержное веселье вызвала в людях смерть Брежнева. Я тогда был студентом, чего-то понимал в жизни, но даже моя сестра, тогда обычная школьница, далекая от политики, но не от ощущений, разлитых в воздухе, рассказывала: когда училка объявила их старшему классу, что «сегодня умер Брежнев» и вышла за дверь, после секундной паузы класс грохнул. Смеялись все. Страну отпустило.

В гаснущем Риме было не до смеху. Европе предстояло долгое темное тысячелетие…

Лестница прогресса ведет вверх — ступень за ступенью. Прогресс бывает технический и социальный. Обычно они идут рука об руку и взаимосвязаны. Но заслуга и беда Рима состояла в том, что социальный прогресс в этой цивилизации обскакал прогресс технический. На том и поломал ноги римский конь. Разнообразие социальной жизни в античном мире было избыточным для существования аграрной цивилизации. Рим породил многое такое, чему рано еще было появляться на свет, потому что выжить оно без технической поддержки, как слабый ребенок без барокамеры, не могло. Как орхидея на снегу.

Чудной красоты античная демократия без поддержки вовлеченных в экономику масс была затоплена навозом восточной деревни. Пролетариат, появившийся в городах в результате естественного процесса концентрации земельного капитала, не смог устроиться на фабрики и заводы, в связи с отсутствием таковых. И превратился в страшную раковую опухоль для бюджета. Армия империи — 500 000 человек, а плебеев в Риме — 700 000. И это только в столице!

Рим продвинулся настолько, что даже докатился до социалистических экспериментов, к чему остальной мир приблизится только во второй половине XIX века. Надо сказать, XIX, XX, XXI века нашей эры вообще прошли и проходят под флагом социалистических экзерсисов в экономике и политике. В XIX веке социализм возник как серьезное экономическое учение, XX век переболел уравниловкой в острой форме на территории России, XXI страдает хроническим социализмом в районе Северной Европы и отчасти в США.

Две с лишним тысячи лет назад в Риме братья Гракхи выступали под лозунгом «Землю — крестьянам!» Хотели дать землю крестьянам, отняв ее у богачей. И, что прикольно, несмотря на насильственную смерть братков, их идеи начали претворяться в жизнь. Черный передел всколыхнул всю Италию. Что такое «отнять и поделить»? Вот земля. Она досталась человеку как приданое. Или является залогом по кредиту. Или находится в судебной тяжбе. Или принадлежала многим поколениям его предков. Как ее можно вот так просто отнять и отдать другому, бедняку? Тем более что таких других — десятки тысяч… Волна беззаконий, жалоб и несправедливости захлестнула Италию, обуянную социалистическим экспериментом.

Старшенький социалист — Тиберий Гракх был убит. Но его дело продолжил младшенький — Гай Гракх, Мстя за брата и будучи народным трибуном, он начал проводить в жизнь законы, которые предельно ущемляли власть сената и передавали ее охлосу. Плебеям. Быдлу. Народу… Сам будучи аристократом, Гай ненавидел аристократов. Проведя один из своих законов, он радостно воскликнул: «Я одним ударом уничтожил сенат!» А свои антисенатские законопроекты называл кинжалами, которые должны зарезать сенаторов. «Гракх произносил перед народом речи, призывая к свержению аристократии и установлению демократии…» — писал один античный автор.

Кстати говоря, не только римская, но и греческая античность породила в продвинутых бездельно-культурных городских умах потребность в справедливом социальном устройстве. В греческом Пергаме, например, произошло восстание, и восставшие, ведомые идеями греческих философов о справедливом обществе, переименовали свой город в Гелиополис, то есть Город Солнца… Решили построить Утопию. До капитализма и промышленности тогда было как до Китая, вокруг царил сельскохозяйственный способ производства, поэтому и представления о справедливости были вполне деревенскими — всем поровну. Здравствуй, Гай Шариков, гавкни еще!..

Стремление к социальным экспериментам с целью построения «правильной» жизни доходило до вырубки виноградников и, как мы уже убедились, законодательного замораживания цен на продукты и услуги.

Вообще, если подняться над тогдашней планетой и окинуть ее взором, можно только подивиться мощному цивилизационному градиенту. В Средиземноморье — великая цивилизация античности: астрономия, математика, геометрия Эвклида, великие произведения литературы, театр, инженерное строительство, металлургия, начала геологии, налоговая система, бухгалтерия, Архимед с его законами механики, свободные люди, демократия, права человека, суды, мечты о справедливом и гуманном устройстве общества… Выше и восточнее — дикие племена германцев, одетые в шкуры. Еще дальше, примерно в районе нынешней Перми — племена, только-только вошедшие в железный или бронзовый век. Да и то — металл им привозят в обмен на пушнину отчаянные купцы, добирающиеся от южных морей вверх по Волге, Дону, Каме… Еще дальше на восток-люди, живущие в каменном веке и незнающие огня. И где-то совсем далеко, на острове Врангеля еще расхаживают последние мамонты — современники Пифагора и Аристотеля. Удивительный огонь разгорелся в Средиземноморье, не правда ли? В общем, античность во многом забежала вперед паровоза…

Зато те микрозернышки капитализма, зародившиеся в античности, упали в полуварварскую к тому времени Европу. И проросли… Вот, скажем, оружие Рима ковали государственные рабы. То есть римская власть получала оружие бесплатно, с государственных фабрик. То есть вне экономики. Бюджет тратился только на харчи рабам. Но после дезинтеграции Империи, когда постепенно-постепенно новая феодальная власть начала кристаллизоваться на местах, она уже обнаружила проросшие товарно-денежные отношения повсеместно. В виде данности. Она обнаружила рынок, сильную церковь, свободных ремесленников… И теперь если власти нужно было оружие, его приходилось покупать у частника, ибо, ввиду слабости постимперских государственных образований, ни о каких государственных фабриках и рабах не было и речи. Но зато был ремесленник. Которому все равно, кому меч продавать. Может и рыцарю-феодалу, только бабки плати. Значит, власти нужны деньги. Так потихонечку начала закручиваться европейская экономика.

Так началась эпоха феодализма. В которой уже действовали множественные центрики власти, разнообразные суверены, а также новый независимый игрок — католическая церковь, который был вне государства и над государствами. Который связывал людей идеологической сетью через их головы, минуя границы стран. Который имел свои средства и свой центр власти — в Риме, кстати. Церковь как единственный оставшийся на арене носитель античной культуры утверждала ее на обломках рухнувшей цивилизации. А античные городские традиции возродились вскоре в торговой венецианской республике, основанной на римском праве…