Эпоха Михаила Федоровича Романова - Дмитрий Иловайский Страница 60

Наступило 12 июля, день Михаила Малеина, т. е. царские именины. Набожный Михаил Феодорович хотел, по обыкновению, отстоять заутреню в придворном Благовещенском соборе, в приделе сего святого. Но тут с ним сделался обморок, и его на руках отнесли в деревянный дворец. Вечером того дня, почувствовав приближение кончины («уразумев свое к Богу отшествие»), царь велел позвать царицу, сына, патриарха и ближних бояр. Простясь с супругою, он благословил на царство сына Алексея; после чего, обратясь к его дядьке Бор. Ив. Морозову, поручил ему и впредь иметь об Алексее такое же усердное попечение, какое имел доселе, и соблюдать его как зеницу ока. В ночь с 12 на 13 июля, с субботы на воскресенье, приобщившись Св. Тайн, скончался первый московский царь из дома Романовых, на пятидесятом году от рождения, после тридцатидвухлетнего царствования. Двоюродный брат его, Никита Иванович Романов, вышед из царской опочивальни, возвестил придворным чинам о воцарении Алексея Михайловича, и первый принес ему присягу. За ним присягнули новому государю бояре, дворяне, стрельцы и все наличные служилые люди. Весь следующий день раздавался благовест в большой колокол, и народ толпился у дворца. А к вечеру того же воскресенья уже вышла погребальная процессия из дворцовых покоев к Архангельскому собору. Впереди несли запрестольный крест и образ Богородицы; за ними шел патриарх Иосиф с Освященным собором. Несколько сот монахов и священников стояли по обе стороны пути с горящими восковыми свечами в руках. По словам одного иностранца, большие бояре несли усопшего царя в лубяных санях под бархатным покровом; за ними шел молодой государь с остальными боярами и с дворянами; вдову-царицу несли в лубяных носилках, а позади нее в тех же носилках сидела женщина (вероятно, ближняя боярыня), и царица, склонив голову ей на грудь, горько плакала. Русский летописец прибавляет, что погребение сопровождалось многим воплем и слезами.

Скромная, не выдающаяся личность первого царя из дома Романовых не оставила по себе памяти о каких-либо громких и великих деяниях; тем не менее царствование его весьма характерно и знаменательно. То было время сравнительного отдыха и умиротворения после бурной, напряженной эпохи смут. Уже самая потребность в этом отдыхе и глубокое разочарование в предыдущих опытах и поисках как за царем, так и за переменою в образе правления способствовали прочности новой династии, и она мало нуждалась в каких-либо особых мерах для своего укрепления и для восстановления самодержавного строя. Неудачная попытка Филарета возвысить блеск своей династии победами над самыми злейшими врагами Москвы, литово-поляками, только доказала ее излишество: ничто, ни даже эта великая неудача не поколебала Михайлова трона. Также неудачны были и попытки первых Романовых возвысить обаяние своей фамилии родством с европейскими государями. Но и первый, и второй род попыток остались как бы заветом для их преемников. С Михаила Феодоровича начинается также особеннодеятельное пересаждение европейского военного искусства в Россию, а отчасти и заводско-фабричной промышленности или материальной европейской культуры. Вместе со всеми этими стремлениями прокладываются пути для водворения и влияния чужеземного, по преимуществу немецкого, элемента, который потом столь широко воспользовался сими путями и вызвал в нашей истории важные, разнообразные последствия. ^[19]