Чингисхан - Джон Мэн Страница 60

Но как лежавший на смертном одре император или выполнявшие его волю наследники сумели сделать это? Никто этого, конечно, не знает, столь плотной завесой тайны окутали разыгравшуюся тогда драму. Но ученые и археологи собирают информацию по крупицам, и постепенно на фоне гор и холмов, декораций на сцене, где разыгрывалась она, приходят в движение призраки, и от них мы слышим слова, по которым можно составить представление о том, что могло происходить в горах Люпань и вокруг них почти 800 лет тому назад.

Вспомним обстановку второй недели августа 1227 года.

Чингис на пороге окончательного завоевания Си Ся и только что занял Западное Цзинь. Оно должно стать базой, с которой можно будет довести до конца захват Северного Ки тая, и тогда он будет владыкой гигантской империи, раскинувшейся от берегов Тихого океана почти до Багдада. Если ничего не помешает, дело всей жизни свершится. Император Си Ся вот-вот капитулирует. В этот критический момент Чингиса сваливает болезнь, возможно тиф, принесенный его войсками из похода на юг. Историки обычно сходятся на том, что это случилось километрах в 100 от гор Люпань, в той части нынешней провинции Ганьсу, которую называют Цин Шуэй, но по этому поводу возникают сомнения, потому что название местности совпадает с названием реки, впадающей в Желтую реку. Некоторые настаивают на том, что Чингис умер в Цин Шуэй, но это опровергают двое ученых, Суй Чэн и Юй Цзюнь из университета Нинся, знакомых с большим массивом самого разного рода материалов. Их изыскания, основывающиеся на исторических источниках и археологических находках, показывают, что народная память, отразившаяся в рассказах крестьян в Люпаньшане, имеет под собой реальную почву.

Где бы ни застигла Чингиса немощь, это что-то очень серьезное, и все окружающие знают это. Невозможно скрыть, что хан чем-то болен, но насколько серьезно, не должно породить слухи. Поэтому в первый день последней недели жизни Чингиса стремительно, в закрытой повозке, отправляют в укромную долину в горах Люпань, где можно гарантировать сохранение тайны и где под рукой войска, готовые выполнить его приказ и, при необходимости, вскочить на коней и двинуться на Си Ся и Цзинь. Здесь также есть возможность организовать его лечение целебными лесными растениями.

Ничего не помогает. К нему подкрадывается смерть.

Но несколько дней, как написано в одном китайском источнике, «Юань ши» («История династии Юань»), Чингис все еще остается стратегом и думает о будущем. Его указания ясны. В одной из версий этого события, принадлежащей арабскому историку Рашиду ад-Дину, писавшему двумя поколениями спустя, Чингис говорит: «Никто не должен знать о моей смерти. Не плачьте и не оплакивайте меня, чтобы врагам не стало известно об этом. Но когда правитель тангутов и население в назначенный день и час выйдут из города, уничтожьте всех до единого».

А потом, как передают китайские источники, Чингис излагает свою стратегию, согласно которой разгром Цзинь должен стать первым шагом к завоеванию всего Китая. И в этот момент у него мутнеет взгляд, смерть приближается. Его окружение понимает, какая катастрофа может произойти. Император Си Ся вышел из Иньчуаня, и может получиться, что перед ним не будет победителя, чтобы вручить ему капитуляцию. Если до него дойдет эта новость, он тут же повернет назад и начнет думать, как спастись самому и как сохранить государство. Самый лучший выход для него будет немедленно обратиться к Цзинь, объединить с ним силы против общего врага, ликвидировать достигнутое Чингисом и нанести смертельный удар по великой Чингисовой стратегии будущих захватов.

Есть только один курс возможных действий. Все должно идти как запланировано. Ни намека на случившееся не должно просочиться вовне. Важно, чтобы император Си Ся приехал, капитулировал и затем первым из своего предательского народа расстался с жизнью.

Но все это нужно осуществить с умом. Это народ религиозный. Какова бы ни была политическая роль Сяня, он окружен аурой великих религиозных традиций — традиций, которые уважаются Чингисом и его приближенными. В» Тай ной истории» Сяня называют его религиозным титулом, Илуху Бурхан, Святейший, выражая таким образом почтение к нему как мирскому и духовному вождю. Было бы не со всем хорошо расправиться с живым Буддой. С той же проблемой сталкивались средневековые короли в Европе, когда убивали архиепископов. Это дело необходимо обставить благими намерениями и убедительными оправданиями. Генрих Второй заламывал руки, стеная, что убийство Бекетта было ужасным недоразумением. Чингис тоже умел жонглировать словами. Для того чтобы превратить Сяня из близкого к Богу священнослужителя в земную политическую фигу ру, Чингис объявил, что Святейший отныне будет называться буддийским титулом Сидургу (Верный). На первый взгляд это звучало очень лестно, достойной признательностью за смирение. На самом же деле это был завуалированный смертный приговор. Верный вассал? Правитель, который последние шесть месяцев поднимал свой народ к сопротивлению? Такая верность заслуживает только одной награды — смерти.

Где должен был разыгрываться этот эндшпиль? Не около Иньчуаня, так как Чингис находился далеко на юге. Конечно же, не на секретной базе, запрятанной в горах Люпань. Но есть, есть подходящее место на открытой местности и неподалеку, его уже довольно давно выбрали, как мне кажется, для совершенно других целей.

Между Гуянем и Люпаньскими горами дорога вьется по не высоким террасированным склонам и минует довольно длинный ряд глинобитных домов, которые и составляют Кайчен, деревню, жители которой живут, производя пшеницу, ячмень, лен и овощи. На соседних склонах мимо похожих на огромные буханки черного хлеба стогов сена тарахтит двухколесный трактор. Здесь не всегда была такая тихая заводь, и уже скоро ее не будет. Вон там, за горой, строится гидроэлектростанция, которая будет снабжать энергией и питьевой водой всю область. Но не одна электростанция должна вернуть Кайчену былую славу и известность.

Дорожный указатель оповещает, что за поворотом «Древние развалины Кайчена». Смотрим и не видим ничего, кроме пшеничных полей на террасах и посадок помидоров и работающей с тяпкой женщины хуэй в белом платке. А дальше волнистой зеленой линией закрывают горизонт горы Люпань. Не слышно ничего, кроме пения жаворонков, пыхтения трактора и позвякивания тяпки о землю.

Мистер Янь объяснил мне, что я вижу перед собой. Слабо различимые формы под морем пшеницы когда-то были стенами, составлявшими квадрат периметра 3–4 километра. В XIII веке Хубилай, внук Чингиса, хан, своими победами осуществивший мечту Чингиса, построил здесь провинциальную штабквартиру, которая должна была соперничать с Гуянем, расположенным в двадцати километрах от этого места. Она была расширена и укреплена одним из тринадцати сыновей Хубилая, Мангалой, князем Анси (провинция Шанси), и сын Мангалы в 1297 году квартировался здесь с десятитысячным войском. Никакими сведениями о том, как выглядел в те времена этот город, мы не располагаем, потому что в 1306 году его стерло с лица земли землетрясение. Погибло пять тысяч человек, остальные разбежались, глинобитные здания рассыпались, и Кайчен стерло не только с лица земли, но и из человеческой памяти.

Сейчас китайские археологи готовятся предпринять самые крупные в провинции Нинся раскопки. Правительство выделило на проект 100 000 миллионов юаней (12,5 мил лиона долларов). Я поинтересовался, будут ли они просить международной помощи, и представил себе, как это место наводнится японскими, американскими и европейскими учеными. Но в Китае достаточно своих специалистов. «Это китайские предки», — бросил мистер Янь таким тоном, словно монголы тут были ни причем. Китайцы сами в грядущие десять лет разберутся с происхождением города, изучат сокровища, которые скрывает земля.