Индокитай. Пепел четырех войн - Михаил Ильинский Страница 60

Через несколько дней я вновь пришел во Дворец независимости. Председатель военно-административного комитета города принял меня в том же самом зале, где проходила капитуляция сайгонского режима. Под ногами тот же самый ковер со словом «тхо» – «долголетие». Председатель говорил о задачах, вставших перед народной властью сразу же после освобождения города.

– Представьте себе, какое «наследие» оставил сайгонский режим: трудно и вообразить, что в одном только этом городе около четырехсот тысяч человек больны туберкулезом, лепрой и другими социальными болезнями, сто тысяч наркоманов, триста тысяч проституток и других деклассированных элементов, огромная масса безработных, около миллиона бывших солдат и офицеров, которых следовало поставить на особый учет. В этих сложных условиях необходимо поддерживать строгий революционный порядок и безопасность, нормализовать экономическую жизнь города, пустить в ход промышленные предприятия, провести работу среди бывших солдат, офицеров, служащих сайгонского режима, членов буржуазных партий. Подход к каждой социальной группе, отдельным лицам должен быть сугубо дифференцированный и справедливый. Более того, следует срочно наладить снабжение города продовольствием, предоставить транспортные и другие средства для возвращения в родные места беженцев. Если исходить из жилищного фонда Сайгона, оптимальная численность населения должна быть примерно два – два с половиной миллиона. Сырья для промышленных предприятий остается на 2–3 месяца. А в городе – около 4 миллионов человек.

Рикша в оборванной рубашке, мальчуган с культями рук и буржуа в белоснежном костюме и галстуке-бабочке… Их можно было видеть на каждом перекрестке бывшей улицы Катина, на которой сохранялись все 63 бара, переполненные уголовниками и наркоманами. Рядом с фешенебельными кварталами, зелеными широкими бульварами пролегали словно зажатые в тиски из камня и гофрированного железа закоулки, в которых нелегко разминуться и двум прохожим. К топким берегам каналов и зловонных проток прилипли хижины бедняков, над которыми никогда не шумела крона деревьев. Здесь безгранично властвовали болезни и нищета, голод и антисанитария.

Каждый день приходили в Сайгонский порт суда, доставлявшие продовольствие, возвращающихся в города беженцев. Транспортные корабли везли в Сайгон заключенных, томившихся в «тигровых клетках» ^[14] Кондао. Я был свидетелем возвращения узников.

К шестикилометровым причалам Сайгонского порта подходили корабли бывшей сайгонской армии. Стал на прикол военный корабль под номером «Н-602». В последние дни войны, выполняя приказ сайгонского командования, этот корабль взял курс на Филиппины. «В открытом море, – рассказывал капитан корабля, – мы получили по рации приказ народно-революционных властей вернуться в Сайгонский порт. Я довел этот приказ до сведения команды, которая потребовала, чтобы был поднят белый флаг. Корабль вернулся в Сайгон. Все моряки зарегистрировались в военно-административном комитете…»

* * *

Первый праздник и парад Победы состоялись в городе Хошимин, как и во всем Вьетнаме, 15 мая 1975 года. В течение нескольких часов по площади перед дворцом, по проспекту 30 апреля шли танковые и ракетные дивизионы, зенитные и артиллерийские части, пехотинцы и партизаны. С раннего утра на площадь перед Дворцом независимости и к проспекту 30 апреля, названному так в честь дня освобождения Сайгона, потянулись сотни тысяч людей. На лицах одних – счастье, радость обретенной новой жизни. На лицах других – по меньшей мере любопытство, стремление увидеть тех, кто выстоял в борьбе против империалистической агрессии, сломил сайгонский государственный механизм.

И конечно, здесь же на площади были и те, кто еще недавно как огня боялся Вьетконга. Словно иглы, впились их тревожные взгляды в ряды бойцов Народной армии. Мозг представителей так называемого среднего класса был весь еще во власти страха перед «кровавой баней», неизбежность которой в случае прихода в Сайгон Вьетконга пророчила реакционная пропаганда. Но, конечно, ни о какой «кровавой бане» не могло быть и речи. Однако страх заставлял все же мещанина и обывателя прятаться за ставнями окон, не находя в себе сил выглянуть на улицу.

Сейчас о тех днях говорят разное. Но я видел Сайгон без «кровавых бань». Я свободно один ходил по Сайгону и ни разу не был остановлен патрульными службами…

* * *

– Это было относительное спокойствие и порядок, – говорил мне работник реввоенсовета Ты Конг, – мы понимали, что за короткий срок невозможно в корне покончить с социальными язвами, развивавшимися в течение десятилетий. Но шаг за шагом новое брало свое. И большой вклад в это исключительно важное дело вносили бывшие подпольщики – бойцы невидимого фронта.

…Их имена долгие годы были неизвестны. В досье сайгонской жандармской охранки, в полицейских участках лежали фотографии многих бойцов сайгонского подполья, и под каждым снимком следовал длинный перечень псевдонимов, а на месте подлинного имени, как правило, стоял прочерк.

Одни подпольщики оставались неуловимыми. Другие погибали, демонстрировали примеры несгибаемого мужества, непреклонного стремления к свободе. Имена подпольщиков Нгуен Ван Чоя, пытавшегося взорвать мост, по которому должен был проехать бывший министр обороны США Макнамара, Ле Ван Вьета, зверски замученного на Пулокондоре, ныне стали известны всему миру. Тогда во Вьетнаме не присваивали бойцам невидимого фронта даже посмертно звания героев, но они стали подлинными народными героями.

Взрывы на сайгонском аэродроме Таншоннят, атака на американское посольство и организация восстания весной 1968 года; изъятие секретных военных документов из генерального штаба сайгонской армии и, наконец, подготовка вступления Народных вооруженных сил в столицу Юга… Разве можно перечислить все то, что совершено бойцами сайгонского подполья, или, как было принято их называть, «солдатами специального назначения».

Организаторы подполья были оставлены в городе на Меконге еще в 50-х годах. Сотни других подготовлены революционерами во времена, когда почти 650-тысячный американский экспедиционный корпус топтал землю Южного Вьетнама. Подпольщики вынесли тяжелейшую борьбу и первыми встречали 30 апреля 1975 года танковые и пехотные колонны Народной армии, входившие в Сайгон. Последний приказ, полученный бойцами специального назначения из Центра и четко выполненный ими, был: обеспечить безопасность мостов, основных транспортных артерий, предотвратить взрывы на улицах, осуществить захват секретных документов, списков агентуры, оставленной американо-сайгонской военщиной.

Многие бойцы сайгонского подполья обрели после освобождения города качественно новые функции. Они стали представителями органов народной власти, служб по поддержанию общественного порядка и безопасности. Великолепно знавшие город и его население, досконально изучившие методы сайгонской охранки, бывшие бойцы невидимого фронта превратились в надежных, опытных защитников завоеваний революции, обеспечивающих в городе Хошимин нормальную жизнь, раскрывших и раскрывающих заговоры реакционеров.