Последние дни Гитлера. Тайна гибели вождя Третьего рейха. 1945 - Хью Тревор-Роупер Страница 60

Полковник фон Белов вошел в ближний круг Гитлера восемь лет назад и стал младшим, но признанным придворным фюрера. Благодаря своим личным связям он был приглашен участвовать в торжестве по случаю бракосочетания Гитлера и Евы Браун утром 29 апреля и стал одним из тех, кто засвидетельствовал подпись Гитлера под его личным завещанием. Однако, несмотря на то что он по его собственной просьбе получил от Гитлера пузырек с ядом, он вовсе не горел желанием участвовать в ритуальном массовом самоубийстве. Когда же после дневного совещания он услышал, что фюрер одобрил уход Фрейтага фон Лорингхофена, Больдта и Вайса, он рассудил, что он такой же адъютант, которому больше нечего делать в обреченном и блокированном со всех сторон бункере имперской канцелярии. Пример других адъютантов воодушевил его. Очевидно, не было никакой необходимости оставаться в бункере. Кребс и Бургдорф заявили, что они останутся в бункере и умрут в нем, но они разрешили своим адъютантам уйти, так, может быть, и Гитлер сделает то же самое? Несмотря на все громкие и публичные клятвы покончить с собой, засвидетельствованные или просто придуманные Ханной Рейтч, три человека уже покинули бункер утром, еще три готовились уйти. К тому же и Хевель, и Фосс сдержанно уверили фон Белова, что тоже не видят никакой необходимости участвовать в этом изуверском действе, и намерены, если получится, уйти.

На дневном четырехчасовом совещании фон Белов услышал от Кребса, что ситуация в Берлине изменилась к худшему. После совещания фон Белов подошел к Бургдорфу и спросил, нельзя ли и ему покинуть бункер. Бургдорф ответил, что решить этот вопрос может только фюрер, и фон Белов отправился к Гитлеру, поставив перед ним тот же вопрос. Гитлер согласился сразу. Кажется, в тот день он соглашался со всем, чем угодно. 29 апреля в этом отношении было похоже на 23 апреля, когда Гитлер простил Шпеера. Это были дни затишья после кризисов, связанных с принятием трудных решений. Но у Гитлера была и другая причина отпустить фон Белова. Он хотел передать из бункера еще один документ – постскриптум к завещанию. Гитлер сказал фон Белову, что он должен добраться до штаба Верховного главнокомандования вермахта, расположенного теперь в Плоэне, в Шлезвиг-Гольштейне, и вручить документ лично в руки генерал-фельдмаршалу Кейтелю. Гитлер приказал фон Белову быть готовым к уходу после окончания вечернего совещания.

Оно началось в десять часов вечера. В нем участвовали Гитлер, Геббельс, Борман, Кребс, Бургдорф, Хевель, Фосс, фон Белов и генерал Вейдлинг, начальник Берлинского гарнизона. Генерал Вейдлинг описал обстановку, которая, как и ожидалось, сильно осложнилась. Русские прорвались на Саарландштрассе и Вильгельмштрассе и дошли почти до министерства авиации. На западе Берлина они прорвались с севера на улицы между Бисмаркштрассе и Кантштрассе, а с юга – к северной границе пригородного района Груневальда и к Имперскому стадиону. Немногочисленные немецкие подразделения продолжали удерживать плацдарм на Хафеле близ Пихельсдорфа. Там стояли подразделения гитлерюгенда, которые помогли двум группам из бункера продолжить путь. Русские добились успеха и на других участках фронта. Они наступали со всех направлений. Самое позднее 1 мая русские подойдут к имперской канцелярии. Сегодня или никогда, сказал Вейдлинг, немецкие войска могут попытаться прорвать русское кольцо и вырваться из Берлинского мешка. Гитлер ответил, что это невозможно. Отдельные солдаты и офицеры могут прорваться сквозь линию фронта, но для больших подразделений измотанных, плохо вооруженных и лишенных боеприпасов солдат такой прорыв попросту немыслим. Как всегда, решение Гитлера было окончательным.

После совещания фон Белов послал за своим ординарцем Хайнцем Матхизингом ^[220], которому он приказал подготовиться к дороге. Потом он попрощался с Гитлером. Так же, как прощаясь с Лоренцем, Гитлер пожал фон Белову руку, но не сказал при этом ни слова. После этого фон Белов попрощался с остальными обитателями бункера. Генерал Кребс попросил фон Белова передать привет своей жене, если это окажется возможным, и дал ее адрес, а кроме того, передал фон Белову письмо генералу Йодлю. В нем ^[221] Кребс информировал Йодля, что положение Берлина критическое, что окружение его противником полностью завершилось, оружия и боеприпасов катастрофически не хватает, а их поставки по воздуху далеко не достаточны. Все берлинские аэродромы и посадочные полосы разбиты или захвачены противником, об армии Венка ничего не слышно и наступления его армии уже никто не ждет. Сопротивление в Берлине может продлиться самое большее несколько дней. Фюрер надеется, что и на других фронтах армии будут биться до последнего солдата.

Постскриптум Гитлера фон Белову передал Бургдорф. Этот документ был адресован Кейтелю и представлял собой прощание Гитлера с вооруженными силами. В этом документе (если фон Белов правильно его воспроизвел) Гитлер констатировал, что сражение за Берлин подходит к концу. Он писал, что предпочтет самоубийство капитуляции, что назначил Дёница своим преемником и что двое его старейших сторонников – Геринг и Гиммлер – в конце предали его. Потом Гитлер обратился к анализу действий вооруженных сил, которые он своей стратегией довел до краха. Зато Гитлер хвалил военно-морской флот за его высокий моральный дух, каковым он искупил свой позор 1918 года. Флот нельзя винить в поражении. Гитлер простил люфтваффе; военно-воздушные силы сражались храбро, и это вина Геринга, что они не смогли сохранить первоначальное превосходство в воздухе. Что же касается сухопутных сил, то Гитлер видел их разбитыми на две неравные группы. На простых солдат, одним из которых был когда-то сам Гитлер, солдат, доверявших ему так же, как он доверял им; и генералов, не сумевших как следует воспользоваться солдатами – этим мощнейшим орудием войны. Эти генералы противились его (Гитлера) стратегии, подрывали его политику и даже замышляли убить его. В этом своем последнем письме Гитлер не смог удержаться от того, чтобы еще раз высказать ненависть к Генеральному штабу армии, который он сам когда-то считал самым могущественным орудием войны, которое когда-либо видел мир. «Народ и вооруженные силы, – писал Гитлер (в изложении фон Белова ^[222]), – пожертвовали всем, чем могли в этой длительной и тяжелой борьбе. Жертвы были непомерно огромны. Однако многие люди злоупотребили моим доверием. Нашу способность к сопротивлению всю войну подтачивали неверность и предательство. Из-за этого мне было не дано привести народ к победе. Штаб главного командования вермахта никоим образом нельзя сравнивать с Генеральным штабом времен Первой мировой войны. Командование вермахта не могло вовремя реагировать на изменения положения на боевых фронтах». Письмо заканчивалось повторением несбыточной мечты пангерманистов, единственного положительного пассажа из Mein Kampf: «Усилия и жертвы немецкого народа в этой войне были так велики, что я не могу поверить, что они были напрасны. Наша цель остается прежней – завоевание территории на Востоке для немецкого народа».