Лаврентий Берия. Оболганный Герой Советского Союза - Евгений Толстых Страница 60

Сын наркома НКВД – в разведке. Явление по тем временам нормальное. Между прочим, дети Сталина – Яков и Василий, дети Микояна – Степан, Владимир и Алексей, сын Фрунзе – Тимур, сын Щербакова – Александр и другие ребята – друзья Серго – тоже пошли воевать. Правда, им повезло больше: они на два-три года были старше Серго, к тому времени закончили военные училища и ушли на фронт. Все они, как известно, были летчиками, за исключением Якова – он был артиллеристом. Серго был разведчиком. Это дело ему нравилось давно. Отец поддерживал его в этом. Серго вспоминал:

«Отец вообще оказал на мое формирование колоссальное влияние. Например, когда мне было всего двенадцать лет, он давал мне военно-технические бюллетени и просил сделать подборки материалов на заданную тему. В Москве задачу он мне усложнил – предлагал делать такие же подборки уже из иностранных журналов. Он вгонял меня в определенное русло, чтобы я учился думать и анализировать. Только потом я понял, как много он мне дал».

В конце 1942 года по распоряжению Ставки Верховного Главнокомандования военные академии были пополнены новыми слушателями: армии нужны были грамотные военные кадры. Серго отозвали с фронта и предложили разведывательный факультет Военной академии им. Фрунзе. Он готовил тогда и готовит сейчас офицеров – командиров войсковой разведки.

Серго отказался и подал рапорт о приеме в Ленинградскую военно-электротехническую академию (позже Академия связи) на факультет радиолокации. Во время учебы Серго привлекается и для выполнения спецзаданий. В частности, как он пишет, во время Тегеранской конференции в 1943 году в составе спецгруппы он обеспечивал получение информации о «неформальной обстановке» союзников. Попросту говоря, прослушивал их разговоры и сообщал «наверх». По этому поводу его доклады принимал сам Сталин. Работой разведчиков тогда Сталин остался доволен. Вообще-то, Сталин относился к Серго хорошо. Однажды, увидев Серго вместе со своим сыном Василием, он сказал с укором сыну, находившемуся в не очень трезвом состоянии:

«– Бери пример с Серго. Он академию закончил, адъюнктуру!

Василий на это недовольно пробурчал:

– А ты-то у нас что закончил?» – вспоминал Берия-младший.

…О старшем сыне Никиты Хрущева Леониде сегодня стараются не вспоминать. Неприглядная история, правдивость которой на протяжение многих лет пытаются подвергнуть сомнению, но появляются новые свидетели и свидетельства.

«Из гнезда коршуна редко вылетает сокол» (Вальтер Скотт.)

Вот выдержка из журнала «Советский воин» № 1 за 2010 год.

Леонида Хрущева судил трибунал по законам военного времени. Он был разжалован в рядовые и отправлен в штрафбат в Белоруссию.

В первом же бою Леонид умышленно сдается в плен фашистам. Тут же потребовал встречи с немецким командиром и настоял организовать для себя соответствующие своему рангу условия жизни. Фашистский начальник караула ответил, что он уведомлен о том, что отец Леонида – член Политбюро Н. Хрущев. И они согласны создать ему соответствующие условия жизни, но только если он будет работать на немцев. Леонид согласился с предложением. На автомашине с мощными громкоговорителями он ездил вдоль линии фронта и агитировал наших бойцов сдаваться, постоянно напоминая, что он знает, что война проиграна, так как он сын члена Политбюро Н. Хрущева. А в плену им гарантируется хорошая жизнь. Кроме того, он выложил немцам все известные ему военные секреты.

Что греха таить, начало войны было для нас нелегким. И от слов такого агитатора у некоторых солдат дрогнуло сердце. О таких предательских поездках Леонида доложили Сталину. Естественно, оставить такую «мину» без внимания было нельзя. Но здесь нужно отметить, что в Белоруссии уже воевало много партизанских отрядов. Были районы в лесу, где советская власть сохранялась весь период войны. Ее надежно охраняли партизаны. Одним таким отрядом в то время командовал Дмитрий Матвеевич Коркин, впоследствии партизанский комбриг. Он до недавнего времени жил в одной из деревень Белоруссии. Я с ним встречался и разговаривал, и могу ручаться за подлинность здесь сказанного.

Вот этому самому командиру отряда Коркину пришло радиораспоряжение, подписанное И. Сталиным, приказывающее «выкрасть у фашистов предателя Леонида Хрущева». Изловчившись, с использованием нескольких отвлекающих маневров партизаны выкрали сына Хрущева. Фашисты скоро обнаружили «пропажу» и послали вдогонку большой отряд моторизованной пехоты. Очень скоро они настигли пеших партизан. Завязалась кровавая битва. Вот, что пишет о ней П. Лебедев в книге «Мы Алексеевцы», 1979 г. на с. 146.: «В двух направлениях ударили партизаны. Завязался упорный бой, перешедший в рукопашную схватку. Дрались не на жизнь, а насмерть. Партизаны вырвались из окружения. В бою было убито много карателей. Но в этом бою был тяжело ранен и комиссар отряда Шерстнев. Как дирижер руководил боем Д. Коркин».

По рации командир отряда Д. Коркин дал И. Сталину телеграмму о том, что задание выполнено и за Леонидом можно посылать самолет. У них даже был подготовлен временный партизанский аэродром.

Радиограмму Сталину принес его секретарь в тот момент, когда шло заседание Политбюро. Прочитав текст, Сталин огласил его присутствующим (из воспоминаний Молотова). Подумав, он сказал, что вряд ли целесообразно рисковать самолетом, посылая его через линию фронта, и самим экипажем честных воинов, чтобы вывезти одного предателя для свершения правосудия. В этой связи он предложил поручить командиру отряда Д. Коркину организовать у них военно-полевой суд, и так как там, в тылу врага – часть нашего государства, то их решение и будет государственным. Это решение было принято единогласно всеми членами Политбюро (Н. Хрущев находился в Харькове у Ватутина). Такая телеграмма была получена Д. Коркиным.

Получив от Сталина телеграмму, Коркин организовал военно-полевой суд из девяти человек. Суд признал Леонида Хрущева виновным в измене Родины и приговорил его к высшей мере наказания. Да и сам Леонид не отрицал своей вины. В этот же день и расстреляли преступника.

Это, так сказать, штрихи к политическому портрету антипода.

Но мы отвлеклись, вернемся на Кавказ 1942 года.

С 8 августа команду Берия в Тбилиси готовился встретить Иван Иванович Масленников – Герой Советского Союза, зам. наркома НКВД по войскам, один из руководителей погранвойск НКВД СССР, герой битв за Смоленск и Москву, а теперь командующий Северной группой войск Закавказского фронта (с 1943 года – командующий фронтом).

О Масленникове хочется сказать особо. Это тот самый генерал, который был заместителем Главнокомандующего Дальневосточными фронтами маршала Василевского во время войны с Японией в конце лета – начале осени 1945 года. Это тот генерал, который в 1953 году отказался клеветать на Берия, и после кулуарного разговора с Генеральным прокурором СССР, ставленником Н. Хрущева Руденко, пришёл в свой кабинет и застрелился…

Начальник кафедры внутренних войск Военного университета, кандидат исторических наук полковник Павел Смирнов, указывает, что, прибыв на фронт, Л. П. Берия с присущей ему энергией довольно быстро разобрался в сложной ситуации. Более того, направляясь туда, он добился назначения на ключевые должности своих надежных и проверенных генералов и офицеров, что не могло не породить недовольства со стороны некоторых армейских военачальников и тогда, и после войны. Кстати говоря, это вечная склока между органами госбезопасности и армейскими, в том числе и на генеральском уровне. По представлению Л. П. Берия не у дел остались маршал С. М. Будённый и член Военного совета фронта Л. М. Каганович. Генерал-майор В. Ф. Сергацков (до войны – старший преподаватель Академии Генштаба) был освобожден от должности командующего 46-й армией и назначен с понижением командиром дивизии. Армию принял давний соратник Берия, 39-летний генерал-майор Константин Николаевич Леселидзе (четыре брата Леселидзе с первых дней войны были в действующей армии.)