Поединок спецслужб. Перезагрузка отменяется - Александр Витковский Страница 60

21 августа 1957 года (день в день ровно через два месяца после ареста разведчика) состоялось знакомство адвоката со своим подзащитным. Эта первая встреча произошла в арестантской комнате Бруклинского суда, который размещался в здании почтамта. «Он показался мне похожим на школьного учителя», — вспоминал позднее адвокат об этой встрече.

Вскоре Донован познакомил Абеля с двумя своими помощниками — молодыми юристами Арнольдом Фрейменом и Томасом Дебевойсом. Все вместе они ознакомились с обвинительным заключением, которое на двенадцати листах составили и подписали прокурор Бруклина и Лонг-Айленда Мур и помощник генпрокурора США Томпкинс. Согласно этому документу, Абеля обвиняли:

1. В заговоре с целью передачи Советскому Союзу секретной информации по атомной и военной тематике.

2. В заговоре в целях сбора такой информации.

3. В заговоре в целях пребывания на территории США в качестве агента иностранной державы без регистрации в государственном департаменте.

По первому пункту обвинения Абелю грозила смертная казнь, по второму пункту — десять лет, и по третьему — пять лет тюрьмы. В отличие от советского законодательства, где самый большой срок наказания покрывал все менее существенные, американская Фемида суммировала все сроки.

Тактику защиты Донован решил построить на уязвимых местах обвинения и фактах процессуальных нарушений в ходе ареста Абеля и следствия но его делу. В частности, разведчика арестовали на основании ордера, выданного службой иммиграции и натурализации. Но он действителен лишь по делам о нарушении правил въезда и проживания иностранцев и не распространяется на лиц, обвиняемых по другим уголовным преступлениям. Не было и ордера на обыск и изъятие имущества, а значит, эти действия проводились незаконно. Следовательно, никакие вещественные доказательства, изъятые при обыске в студии на Фултон-стрит и в гостинице «Латам» в рамках оперативного расследования, не могут фигурировать в уголовном процессе.

Также с согласия Абеля было решено нанять квалифицированного детектива для наведения справок о нынешней жизни предателя Хэйханена. Получение компрометирующих материалов могло пригодиться в суде для дискредитации предателя в глазах публики и присяжных как главного свидетеля обвинения.

14 октября 1957 года в старинном здании федерального суда Восточного округа Нью-Йорка, построенном еще в 1889 году, начались слушания по делу Рудольфа Абеля. В качестве председательствующего вел процесс федеральный окружной судья Мортимер Байерс. Юридической общественности страны он был известен как ультраконсерватор, который в свое время предложил ставить на руку всем иностранцам, постоянно проживающим в США и не желающим принимать американское гражданство, специальное клеймо.

Суду предстояло опросить и выслушать показания 69 свидетелей, в том числе 32 сотрудников ФБР. Однако обвинение подсудимого строилось исключительно на показаниях Хэйханена и тех вещественных доказательствах, которые были обнаружены в номере гостиницы «Латам», где арестовали разведчика, и найдены в его студии на Фултон-стрит.

Подсудимый, прекрасно разбиравшийся в законах американской юстиции, где каждое сказанное им слово могло быть обращено против него, выбрал тактику молчания. Он спокойно сидел за столом позади защиты и за все дни процесса не произнес и десятка слов. Пожалуй, самой длинной стала его фраза, сказанная в шутливой форме, в ответ на неосторожность кого-то из судейских, случайно уронившего на Абеля достаточно тяжелый вещдок. «Не убивайте меня раньше времени», — иронично произнес Абель. Шутка была по достоинству оценена и прессой, и всеми присутствующими на судебных слушаниях. Все остальное время разведчик с отрешенным и безучастным видом постороннего человека сидел на скамье подсудимых, и порою, казалось, даже не слушал ни судью, ни обвинителя, ни свидетеля, ни защитника. Но это была лишь маска. Внешнее безразличие скрывало напряженную работу ума. Он четко анализировал показания свидетелей и доводы обвинения, сопоставлял факты, находя в них противоречия и нестыковки. После окончания разбирательства дела по существу и перед началом прений сторон он передал Доновану несколько страничек рукописного текста «Заметок по делу Р.И. Абеля» со своими замечаниями, сделанными по ходу первых десяти дней судебного процесса. А все присутствующие в зале суда отмстили, что Абель в основном... рисовал. Карандашные наброски судьи Байерса, предателя Хэйханена, обвинителя, присяжных, судебных исполнителей... Но чаще всего это было изображение пожилого мужчины, одиноко сидящего на лавочке в парке.

Лишь однажды железная воля и выдержка изменили разведчику. Это произошло во время публичного чтения восьми писем его жены и дочери, которые были скопированы с микропленок и оглашены в ходе судебного заседания. Во время ареста разведчик успел выбросить их в мусорный бак, но сыщики из ФБР, изучившие едва ли не каждую щель в номере гостиницы «Латам», где жил Марк, нашли микропленку, исследовали ее содержание и приобщили к материалам дела в качестве вещественного доказательства преступной деятельности.

Когда судебный исполнитель монотонным голосом читал строки из письма дочери Абеля Эвелины, лицо подсудимого от волнения слегка порозовело, скулы дрогнули, а из глаз невольно потекли слезы, которые он туг же смахнул рукой, стараясь, чтобы никто не заметил его мимолетной слабости. В этот момент казалось, будто весь зал вспомнил старинную английскую поговорку о том, что «истинные джентльмены не читают чужих писем», и был против того, чтобы озвучивать эту переписку, которая носила глубоко личный характер и практически не имела отношения к уголовному делу о шпионаже. Именно эта ситуация вызвала у всех присутствующих в зале не только сочувствие, но и невольное уважите к этому уже немолодому, но такому сильному и мужественному человеку. В нем увидели не «злого и коварного красного шпиона», а верного мужа и любящего отца, которому уже не суждено ни разу в жизни увидеть свою семью.

«Как личность, Рудольфа просто нельзя было не любить»,—вспоминал Джеймс Донован в своей книге «Незнакомцы на мосту», которую он написал и издал после освобождения советского разведчика.

Удивительное дело, но вопреки всем ожиданиям, общественное мнение отвернулось от главного свидетеля Рейно Хэйханена, благодаря которому, собственно, был пойман и оказался на скамье подсудимых советский разведчик-нелегал. По мнению адвоката Донована, Хэйханен стал «самым жалким из свидетелей, который когда-либо выступал в суде». Вздох разочарования прокатился по залу, когда Хэйханен впервые занял свое место. Это был тучный, багроволицый и потный человек с зачесанными назад крашеными черными волосами. Он никак не походил на идейного борца с коммунизмом. Ему пришлось ответить на 220 вопросов, но его показания на плохом английском вызывали лишь раздражение слушателей. Он говорил, будто носки жевал. Вскоре и вся публика убедилась в том, что за сбивчивыми, путаными и бестолковыми объяснениями главного свидетеля просматривалось лишь одно желание—спасти свою собственную шкуру. От наметанного таза журналистов не ускользнули признаки алкоголика со стажем, бабника, труса и отщепенца. Для пуританской Америки этого было вполне достаточно, чтобы кардинально изменить о нем свое мнение и не выказывать ничего, кроме брезгливого презрения. Его терпели просто потому, что он был нужен на процессе как основной инструмент обвинения. Но ни в показаниях Хэйханена, ни в материалах дела, ни даже в речах обвинителя не было главного—доказательств и конкретных фактов, свидетельствующих о том, что в ущерб национальной безопасности США Рудольф Абель добывал и переправлял за границу государственные секреты, разглашение которых могло представлять угрозу для этой страны. Самое большее, что могли подтвердить показания главного свидетеля, так это третий пункт обвинения—незаконный въезд и пребывание Абеля на территории США.