Горькое лето 1941-го - Николай Ефимов Страница 60

Тем более что он прекрасно знал по информации разведки о решении сессии совета НАТО способствовать разжиганию антисемитизма в странах Восточной Европы и СССР. Эта информация была добыта разведкой в конце 1952 года. Как и всегда в особо сложных и щепетильных случаях, Сталин в целях организации тщательной и объективной проверки информации по «делу врачей» пошел весьма необычным путем. Он, вообще-то, нередко прибегал к подобным действиям и ранее. Так вот, не увидев реальной и ясной картины в пресловутом «деле врачей-отравителей», Сталин поручил его тщательную проверку и перепроверку не сотрудникам ЦК и даже не сотрудникам «личной разведки и контрразведки».

Парадоксально, но факт: в этом случае он предложил своей контрразведке подобрать несколько лиц, которые хорошо знали бы оперативную практику не понаслышке, но какое-то время уже не работали в органах госбезопасности. В результате ему были представлены кандидатуры В. Зайчикова, П. Колобанова и Н. Месяцева. О первых двух ничего не известно, кроме фамилий, а вот третий в 1943–1945 годах был начальником следственной части ОКР «СМЕРШ» 5-й гвардейской армии. К моменту представления его кандидатуры Сталину он был аспирантом Высшей партийной школы. Именно этим трем лицам Сталин и поручил через каналы личной контрразведки осуществить дополнительную, всестороннюю и очень тщательную проверку «дела врачей» и доложить свои выводы. Причем поручил порознь, чтобы иметь три варианта результатов такой проверки и соответственно три варианта выводов.

Личная же контрразведка Сталина осуществляла лишь оперативное прикрытие этих людей, не вмешиваясь в их действия. А параллельно шла работа по каналам «личной разведки» и контрразведки, Лубянки и партийного аппарата. То есть Сталин хотел досконально и объективно разобраться с этим вопросом, дабы примерно наказать тех, кто злоумышленно и фактически в интересах НАТО разжигал пожар антисемитизма в стране. Но довести задуманное до конца Сталин не успел. Напомню: «дело врачей» набрало обороты, когда Н. С. Хрущев курировал органы госбезопасности по партийной линии.

— Так что обязательно имело место дублирование информации, получаемой от различных спецслужб?

— Вы правы, действительно было так. Особенно характерно это было для разведок, потому что функционально все разведки выполняли одни и те же задачи. Как раньше писали в постановлениях правительства и Политбюро: «В целях своевременного вскрытия интервенционистских планов империалистических держав…» Но «личная разведка» вскрывала их по тем каналам, по которым другие разведки этого сделать не могли или не всегда могли. Эти каналы никогда не имели отношения ни к Коминтерну, ни к компартиям… В основном опирались на агентурные каналы в рамках деловой, финансовой и политической элиты — на людей, которые были далеки от советских, тем более коминтерновских дел. Агентура была именно там — в элите.

— Почему вы так уверены?

— Потому, что уровень информированности был просто невероятный! Я даже представить себе не мог, что такие вещи могли быть известны советскому руководству сталинского периода. Кстати, как я понимаю, именно этим объясняется столь непонятное для окружения поведение Сталина в какие-то определенные моменты.

— Например?

— Самый хрестоматийный пример — поведение Сталина накануне начала Великой Отечественной войны. Известно, что до 24 мая 1941 года он вел себя относительно спокойно, хотя и разрешил переброску армий к западным границам из глубины страны. И вдруг 24 мая Сталин произносит на Политбюро: «В ближайшее время мы подвергнемся внезапному нападению со стороны Германии!» Да еще и открыто сказал, что этим делом дирижируют Англия и США. Заявление прозвучало на заседании расширенного состава Политбюро — при Тимошенко, Жукове и прочих. После этого последовали всякие команды в округа, и началось движение…

С одной стороны, причина такого заявления кроется в том, что незадолго до этого разведка НКГБ доложила Сталину строго документальные данные о том, что с 22 мая график воинских перевозок вермахта переводится в режим максимального уплотнения. Так на языке германского генштаба назывался график отсчета времени «X». С другой же стороны, Сталин даже документальным данным верил не сразу. Тем более когда это касалось вопросов войны и мира. Уж слишком тяжелые последствия могли быть в случае мгновенного доверия к разведывательной информации. Естественно, что последовала проверка по каналам «личной разведки». И когда та тоже подтвердила сей факт, Сталин и произнес на Политбюро те самые слова.

— По-моему, у нас принято считать, что Сталин был спокоен вплоть до 22 июня, верил Гитлеру и больше всего боялся провокаций…

— Поверьте, всю получаемую информацию Сталин проверял вплоть до каждого сегмента, каждого слова, в самом прямом смысле до последней закорючки. Полагаю, никто спорить не будет, что разведывательная информация по вопросам войны и мира автоматически предполагает соответствующую реакцию высшего руководства страны, в том числе и в плане «игры мускулами», то есть войсками, в том числе и на границе.

— Если начать подобную «игру» не вовремя, можно здорово «подставиться»…

— Конечно! Это та реакция, оборотной стороной которой могут стать обвинения в агрессивности. Вот откуда проистекало его недоверчивое отношение к разведывательной информации и боязнь провокаций. Это не психоз, не пренебрежение к разведке и ее информации, которые без устали приписывают Сталину. Надо четко понимать: на нем ведь лежала беспрецедентная, колоссальнейшая ответственность за судьбу страны и государства, за судьбу советского народа. Слишком много было желающих уничтожить дотла Советский Союз — в их числе и наши будущие «союзники» по антигитлеровской коалиции, те же Черчилль, Рузвельт и их ближайшее окружение, подавляющее большинство из которого страдало неизлечимой патологией в форме оголтелой русофобии и антисоветизма. Да и сами они не очень-то скрывали это. Особенно тот же Черчилль. Так что Сталин был просто обязан держать ухо особенно востро и все проверять досконально. А что касается провокаций, то он и здесь был прав. Гитлеровцы-то, как впоследствии выявилось, вплоть до 22 июня горько сетовали, что Сталин и СССР не дают ни малейшего повода для обвинений в агрессивности, дабы Германия под этим пред логом могла оправдать свое нападение на Советский Союз.

— То есть, скажем так, вариант «Гляйвиц» — повторение в каком-то виде знаменитой провокации с захватом радиостанции на германо-польской границе, с него началась Вторая мировая война, — на этот раз у Гитлера не получился?

— Не получился. Хотя имейте в виду, что у нас практически неизвестно о том, что и в ночь с 21 на 22 июня война началась с провокаций гитлеровцев. На отдельных участках границы гитлеровские диверсанты применяли огнестрельное оружие еще в два часа ночи, пытаясь спровоцировать пограничников и регулярные воинские части на ответный удар по германской территории до официально утвержденного времени нападения на СССР. Так что правота Сталина в этом вопросе абсолютна. И не надо по этому поводу иронизировать. Нет повода.

— Ну а по поводу тех же англичан — мол, они хотели столкнуть СССР с Германией… Возможно, и хотели, но ведь реально для этого ничего не сделали!