Дуэль. Всемирная история - Ричард Хоптон Страница 60

Сделали ли людей менее готовыми сцепляться с себе подобными на дуэлях проповеди философов просвещенной, современной мысли? В конце концов в долгосрочной перспективе наступление современного порядка и торжество закона — идей, которые философы всей душой приветствовали и поддерживали, — депортировали дуэль из жизни человечества. Более того, приведенные ранее статистические данные, как кажется, убедительно показывают, что процент дуэлей постепенно снижался после того, как достиг пика в середине столетия.

Как ни печально, ответ на вопрос этот сложен, если вообще возможен. Мы видели, например, что Вольтер с интеллектуальной позиции противодействовал дуэли, однако на практике оказался вполне готовым драться ради восстановления чести. Вопрос обсуждался, хотя и в слегка иной форме, оставшимся неназванным памфлетистом из Гааги. В 1751 г. он взялся за перо ради нахождения ответа на вопрос в отношении того, возымела ли литература Просвещения большее воздействие на борьбу за дело прекращения дуэлей, чем закон. Далее следуют 50 страниц дискуссии, в конце которой — и это, наверное, неудивительно — автор приходит к положительному выводу {333}.

Если же оставить за бортом высокоумные изыски мыслителей эпохи Просвещения, последние десятилетия «старого режима» стали периодом — как и часто в истории дуэли, — богатым на разного рода эксцентрику. Два случая выделяются особо. Первый связан с господином, оставшимся в истории как шевалье д’Эон, который — будучи объектом ни много ни мало 16 биографий — явно не может оставлять равнодушными писателей. Имя шевалье связано с множеством дуэльных историй, несмотря на тот факт, что — как становится ясно при внимательном рассмотрении — он никогда не дрался в подобных поединках. Секрет необычайного интереса к шевалье кроется в том факте, что он был трансвеститом в эпоху, когда подобные признаки у личности считались чем-то скандальным. Извинение для помещения шевалье в истории дуэлей — если не считать пикантности — состоит в том, что он показал себя как исключительно талантливый шпажист. Родившийся в бургундском городе Тоннер в 1728 г., шевалье в молодые годы научился прекрасно фехтовать, после чего поступил на службу к Людовику XV где использовался, смотря по обстоятельствам, как солдат, дипломат и тайный агент. Уже в юные годы он выказал заметную склонность к переодеванию в женские одежды, причем, если верить множеству подтверждений, внешне ничем не отличался от женщины. Шевалье позировал многим художникам, включая и Анджелику Кауффман, которая изобразила его как женщину. В 80-е гг. восемнадцатого столетия этот портрет стал достоянием более широкой публики в виде гравюры Фрэнсиса Хэймана {334}.

Вопрос пола шевалье смущал и занимал его современников. Огромные суммы ставились на кон в сент-джеймских клубах, а данные о последних ставках цитировались ежедневно на фондовой бирже в Лондоне {335}. В 1777 г. в Гилдхолле [44]в Лондоне состоялось судебное расследование по вопросу, к какой же все-таки половине человечества принадлежит шевалье. Председательствовал на нем не кто иной, как главный судья суда королевской скамьи, лорд Мэнсфилд. Однако суд, так и не отважившийся на необходимое в этом случае медицинское освидетельствование, к окончательному заключению не пришел. В 1764 г. Казанова, посещавший Лондон, обедал с французским послом, у которого встретил и шевалье. Казанова, которого можно было считать экспертом в данном вопросе, оказался совершенно сбит с толку — он не сомневался, что шевалье в действительности женщина. Шевалье д’Эон умер в 1810 г. в возрасте 81 года. После его кончины свидетельство о смерти неоспоримо утверждало, что шевалье — анатомически, по крайней мере, — являлся мужчиной.

Фигура номер два — шевалье Сен-Жорж. Мулат с Гваделупы, родившийся в 1745 г., являлся потомком французского плантатора и местной женщины. Он был человеком образованным, довольно одаренным и способным музыкантом, зарабатывавшим как виртуозный исполнитель, дирижер и композитор. Сен-Жорж, как и шевалье д’Эон, фигурирует в большом количестве историй о дуэлях, но в этом случае, правда, с большими на то основаниями. Он зарекомендовал себя как весьма искусный фехтовальщик и дуэлянт с внушающей соперникам страх репутацией. Он дрался в нескольких дуэлях и обычно, как уверяют, бывал стороной оскорбленной. И в самом деле, «никто никогда не слышал, чтобы он воспользовался собственной репутацией и оскорбил бы кого-нибудь менее искушенного в науке уничтожения». За таковой талант он нередко удостаивался более приятных наград: «Умение мастерски обходиться с оружием и множество дуэлей сделали его таким любимчиком дам, что они забывали о его темной коже и курчавой голове» {336}.

Слава этих экзотических созданий разнеслась так широко, что нашлись люди, которые устроили им встречу в Карлтон-Хаузе в 1787 г. в присутствии принца Уэльского и его друзей. Джеймс Гилрей оставил великолепную гравюру с изображением матча, где показаны оба фехтовальщика в действии и Принни (т.е. принц Уэльский. — Пер.) с друзьями, наблюдающие за происходящим с безопасного расстояния {337}.

Два шевалье не были бы выдающимися личностями и людьми достойными, если бы кто-нибудь из них посмел словчить и создать себе какие-то преимущества во время дуэли. Однако, как всегда, хватало таких, которые легко шли на подобные жульничества. Встречалось немало разных буянов и головорезов, которые и в грош не ставили хорошие манеры. Вот пример одного такого, который не собирался следовать правилам 1769 г. (а стоило бы).

Мессира Шелэ, члена парламента во Франции, приговорили к колесованию за убийство мессира Бегена, капитана Фландрского легиона. Шелэ вызвал последнего на бой, на который явился в латах. Выйдя на поединок столь хорошо защищенным, когда меч соперника сломался во время атаки, Шелэ предательски зарезал его, пока тот находился на земле. Он, однако, в настоящее время скрылся, но, как надеются, ни одно государство не станет защищать его {338}.

На противоположном поле спектра инцидент, записанный в мемуарах князем де Линем. Князь де Линь был несметно богатым и весьма образованным нобилем, позолоченным левиафаном ancien régime — человеком, который знал всех и бывал приглашаем всюду. Карлайл отзывался о нем так: «Этот храбрый книжник де Линь — громовержец для денди» {339}. Ему приписывается знаменитая шутка по поводу Венского конгресса: «Le congrès ne marche pas, il danse!» («Конгресс не работает, он танцует» [45]) {340}