Человек и дракон - Всеволод Овчинников Страница 6

Еще до того, как в Саньмынься появились первые строители, Чжан Синхэ познакомился с работниками гидрологической станции. Фигура одинокого, будто окаменелого старика, часами неподвижно простаивавшего у реки, невольно привлекала внимание.

Гидролог Сунь как-то попробовал заговорить с ним и был поражен, до чего преобразилось лицо старика, едва речь зашла о Хуанхэ. Чжан Синхэ и сам не заметил, как оставила его обычно свойственная кормчим нелюдимость. О реке, ее нраве и повадках старик готов был говорить часами.

Для гидрологов Чжан Синхэ оказался сущим кладом: кормчий помнил все, что касалось режима этого участка реки чуть ли не за тридцать последних лет. Лодочник любил теперь часами просиживать на станции. Ему льстило внимание, с которым ученые люди прислушивались к каждому его слову.

Там же впервые узнал Чжан Синхэ и о том, что в Саньмынься собираются строить высокую плотину, чтобы не было ни паводков, ни мелководья. После этого старый кормчий стал с уважением смотреть на приезжих, которых с каждым месяцем становилось все больше.

Весенним вечером в домик Чжан Синхэ постучался давний приятель, лодочник.

— Не возьмешься ли провести через Саньмынься пять лодок? — спросил он.

Чжан отрицательно покачал головой.

— Тогда помоги хотя бы лодки надежные сделать: потяжелее нужны, на особый лад.

— Для какого же груза?

— Машины будут на них ставить. Инженеры заказывали, те, что приехали строить плотину. Плотников уже набрали, ты бы только присмотрел. Осрамиться нам в таком деле неловко.

Чжан Синхэ стал каждое утро ходить на верфь. Ворчал на мастеровых, что им впору делать только корыта для свиней. Но через месяц лодки получились отличные.

Пришли приемщики, и среди них Чжан Синхэ увидел знакомого гидролога.

— Оказывается, ты, старина, считаешься тут первым кормчим! — воскликнул тот. — Что же молчал до сих пор? Мы такого человека давно ищем. Теперь особенно: лодки надо через Саньмынься спускать.

— Не водит он больше лодки. Ушел с реки, — бросил кто-то из гребцов.

— Отчего же? Старый? Да он как сосна крепкий! — сказал начальник инженерно-геологического отряда. — Ведь не откажешь нам, Чжан? Дело нужное.

К удивлению лодочников, старый рулевой кивнул утвердительно.

Больше всех недоумевала жена старика. Чем прельстил его этот рейс? Ведь до сих пор он упрямо отказывался даже от самых выгодных предложений.

Что заставило Чжана отступить от зарока? Почему согласился он снова встать к кормилу? Не потому ли, что уверовал в силу этих людей, взявшихся покорить Желтую реку, которая отняла жизнь у его сына, у стольких его друзей?

И вот Чжан Синхэ, как прежде, держит в Шицзятани совет со своими гребцами. Впереди — Саньмынься.

Толчок шестом, и берег, будто подхваченный порывом ветра, уносится прочь. Вместе с ним уносятся куда-то все сомнения и раздумья. Фигура Чжан Синхэ наливается силой, взгляд становится яснее и тверже.

Лодка летит на гребнях мутных, сплетающихся струй. Надвигающиеся навстречу скалы кажутся сплошной стеной. Ворота Чертей, на которые держит Чжан, имеют изгиб, выход из них не виден. Здесь, как говорят кормчие, не то что моргнуть — сердцем стукнуть не смей. Недаром гласит пословица: «Приказ на лодке сильнее приказа в бою». Тут уж, если ошибся, назад не отступишь.

…Неистово ревет вода. Чжан всем телом наваливается на кормило. Поворот — и в глаза бьет яркий солнечный свет. Саньмынься позади!

Медлить, однако, нельзя. Лодка должна пристать к правому берегу сразу за воротами. Там толпятся люди, машут руками, ждут первую лодку.

Знакомая победная радость поет в душе Чжан Синхэ. Сможет ли он после этого еще хоть день прожить без реки, без любимого дела!

Старый Чжан остался на стройке. Его назначили бригадиром лодочников при инженерно-геологическом отряде.

Голубовато-серый диорит-порфир, из которого сложены скалы Саньмынься, — порода надежная. Она звенит от удара молотка, радуя геологов своей монолитной твердостью. Но стометровая плотина вещь нешуточная. Надо досконально изучить ее будущее основание, особенно дно всех трех протоков.

Да, именно в воротах, на самой стремнине, нужно вести бурение.

Буровая машина установлена между двумя скрепленными лодками. От них к береговым скалам протянуты стальные тросы. Со стороны суденышки кажутся крыльями мотылька, трепещущего в паутине.

На корме одной из лодок стоит Чжан Синхэ с рупором в руках. Теперь он должен командовать не гребцами, а рабочими у лебедок.

Выйдя на стремнину, лодки на некоторое время словно повисают среди мчащихся струй, а потом начинают медленно подниматься к Саньмынься. С берега геологи флажками указывали место, где нужно бурить.

Все сильнее стучит в борта вода. Чжан в рупор подает сигналы то одному, то другому лебедочнику. Все пять тросов постепенно натягиваются, придавая установке правильное положение. Можно бурить.

Темнеет, но дизель стучит по-прежнему. Бурение будет вестись круглые сутки. Чжан Синхэ всю ночь сидит на корме, вглядываясь в черную поверхность воды, в которой змейками пробегают отражения звезд. Он покидает лодку лишь после того, как ушедшая в грунт обсадная труба сама надежно закрепляет установку на месте.

Всюду, где ведется бурение с воды, видна кряжистая фигура Чжана, слышен его хрипловатый, словно проржавевший голос.

В конце июля, как обычно, начались ливни. Но паводок был уже не страшен. Начальник инженерно-геологического отряда созвал лодочников в палатку. Здесь лежали керны — драгоценные столбики голубовато-серого камня, образцы основания будущей плотины.