Мод. Откровенная история одной семьи - Донна Фоли Мабри Страница 6

Потом приготовила скромный обед на троих — для меня, Томми и Хелен. В доме было полно еды, которую принесли друзья. Кто-то самый умный принес глыбу льда, чтобы продукты дольше оставались свежими. Я нарезала ветчину, отварила картофель и порезала салат. Затем поставила все на поднос и отнесла Хелен. Томми взял свою тарелку и ушел в спальню, чтобы пообедать вместе с ней, а я устроилась за столом на кухне.

Поблагодарив Бога за всех наших друзей и еду, я пообедала в одиночестве и вымыла посуду.

Томми просидел весь день в спальне, а когда Хелен спала, держал ее за руку. В тот же вечер брат и сестра Кларк принесли для меня нормальную кровать, чтобы я больше не спала на полу, и еще связку вещей, пожертвованных прихожанами. Кое-что из вещей было совсем новое. Там было пальто, три платья, а нижнего белья столько, что я могла стирать его всего раз в неделю. Томми со священником поставили кровать в комнату, предназначавшуюся для малыша. Вынося колыбельку в амбар, Томми разрыдался, и брат Кларк похлопал его по спине и заверил, что наступит тот день, когда он внесет люльку обратно.

Какое-то время Хелен была слаба, и я делала все, чтобы ухаживать за сестрой и содержать дом в чистоте. Через несколько недель силы начали понемногу к ней возвращаться, и вскоре она встала на ноги. В психологическом смысле мне не пришлось ей много помогать, но полностью бразды правления домом Хелен взяла еще не скоро. И даже тогда самая тяжелая работа, — стирка и уборка, — остались на мне.

Похоже, мне не суждено было снова стать маленькой девочкой, хотя жизнь мало-помалу возвращалась в прежнее русло. Я снова стала ходить на занятия, а также посещать воскресную школу. Там я встречалась с друзьями, но никогда не приглашала их в гости. В конце концов, я и сама была в гостях, к тому же мне некогда было рассиживаться на крыльце, как делала Хелен до замужества. Слишком много забот было по дому.

Первые месячные начались, когда мне было одиннадцать. Я подняла корзину с бельем и почувствовала, как по ногам стекает что-то теплое. Поставила корзину, заглянула вниз и увидела красные дорожки. Со мной никто никогда не говорил об этом, но я не испугалась. Ведь я стирала белье, и уже знала, что раз в месяц у женщин идет кровь.

И все же я не чувствовала, что уже доросла до того, чтобы стать женщиной. Кровь я отстирала, помылась, подложила чистую тряпочку и отправилась к Хелен. Она сказала, что это то, что роднит всех женщин. Сев рядом со мной и обняв за плечи, она уверила меня, что знает, каково мне.

— Когда Ева согрешила, Господь наслал на нее проклятье, и теперь каждая женщина должна страдать. Кровь будет идти раз в месяц, в течение пяти-шести дней. В эти дни нельзя мыться, сидя в ванне, или мыть голову, не то заболеешь. Грустно, что у тебя они начались так рано. У некоторых девочек они приходят только в пятнадцать — вот уж кому повезло!

Затем Хелен разорвала несколько тонких старых полотенец на полоски и вручила их мне, объяснив, что с ними делать и как содержать свое тело в чистоте. Ведя хозяйство, я привыкла к женскому труду, а теперь и мое тело превращалось в женское. Ни то ни другое не приносило мне счастья, но ничего поделать было нельзя.

В двенадцать лет у меня начался роман с Джеймсом Коннором. Мне он всегда нравился, и, думаю, это было заметно, потому что даже в детском саду папа то и дело подтрунивал надо мной. Однако до сей поры Джеймс не обращал на меня внимания.

В городе была всего одна школа, поэтому мы виделись каждый день. Еще он вместе с семьей посещал Церковь Святости — ту самую, куда ходили и мы. Он был на несколько лет старше, и я сразу же поняла, что теперь ему нужна совсем другая дружба. Для своего возраста я была высокой, почти как взрослая женщина, и тело мое рано расцвело. Я была не как Хелен — хрупкая, с тонкой талией, — а крепкая, как мой отец.

Джеймс был светловолосым, с ярко-синими глазами, и таким высоким, что мне приходилось смотреть на него снизу вверх. И мне это нравилось: на его фоне я не казалась такой крупной. Лицо у него было простое, как у меня, но миловидное, улыбчивое и очень обаятельное.

С ним я чувствовала себя особенной. Когда мы пересекались в школе и он меня замечал, его лицо тотчас же озарялось, показывая, как он рад меня видеть. Никогда я не замечала, чтобы он обращал внимание на другую девушку, но при каждой встрече со мной его лицо озарялось улыбкой. Однажды, когда мы шли из школы домой, он взял меня за руку. Мне это понравилось, но на следующий день нас начали дразнить, и он больше этого не делал.

После рождения мертвого ребенка Хелен беременела, по крайней мере, раз в год, но всякий раз на второй или третий месяц у нее случался выкидыш. После этого она запиралась у себя в комнате на несколько дней и плакала. С каждым разом ее уверенность в способности доносить ребенка становилась все слабее. Томми обнимал ее и утешал, напоминая о словах врача о том, что рано или поздно у них родится здоровый малыш.

Когда мне было тринадцать, у Хелен в очередной раз наступила задержка. Третий месяц миновал без происшествий, и все затаили дыхание. Доктор Уилсон велел ей по возможности соблюдать постельный режим, что она и делала. Я снова осталась единственной работающей женщиной в доме. Вставала ни свет ни заря, с первыми петухами, готовила завтрак на троих, а также обед — для Томми, который брал его с собой на работу, и для Хелен; его я убирала в ледник, чтобы не испортился. Вернувшись из школы, я наводила порядок и делала прочую работу по дому, потом разогревала обед. По субботам стирала и готовила ужин на воскресенье — обычно это была жареная курица, кукурузный хлеб и картофельный салат. В воскресенье я старалась ничего не делать, разве только самое необходимое.

Пережив без происшествий третий месяц беременности, Хелен заметно повеселела. На пятый месяц животик у нее округлился, и Томми тоже слегка выдохнул. Вернувшись с работы, он целовал жену, прикладывая ладонь к ее большому животу, и разговаривал с ребенком. Он был уверен, что снова родится мальчик.

Днем Хелен сидела в своей постели и читала или болтала с подругами, которые приходили ее навестить. Я хотела присоединиться к ним, но не могла: нужно было вести хозяйство. И теперь, входя в комнату к Хелен, когда там были подруги, я снова чувствовала себя чужой, совсем как в детстве.

Закончив уборку после обеда, я, бывало, усаживалась с Джеймсом на переднем крыльце. Он был занят не меньше моего: доучивался последний семестр и собирался поступить на работу в лавку своего отца. Пока по субботам я убиралась, он играл в бейсбол. В субботний вечер он приходил в гости, и нам приходилось изо всех сил соблюдать дистанцию, следить за тем, чтобы наши стулья стояли не слишком близко друг к другу. Нам не хотелось, чтобы о нас пошли пересуды.

Рассказывая о бейсболе, Джеймс не мог скрыть своего восторга.

— По всей стране открывают стадионы, Мод! Есть команды разных уровней. Настоящие профессионалы играют в высшей лиге, и там, чтобы заработать, не нужно делать ничего — просто мяч гонять. Только представь: тебе платят за то, что ты играешь! Потом — то, что называется низшая лига, где тебя тренируют настоящие тренеры и готовят тебя к высшей лиге. Наш нынешний уровень — один городок против другого — это самый низ.