Главный противник. Тайная война за СССР - Николай Долгополов Страница 6

Отец спросил: кто научил читать? Взрослые, со мной гулявшие, этим не занимались. И я, совсем ребенок, вроде как подчитывал книгу «На берегах Южного Буга», которую давал мне отец. Я еще помню, там есть глава «Волк в овечьей шкуре». Удивляюсь, пап, что это, как понять? Он говорит: такое есть выражение. Объяснял популярно, что это предатель претворяется, прикидывается. Спрашивал у него значение еще нескольких слов. Папа научился печатать, и я тоже, даже печатал довольно быстро. Была у него большая немецкая машинка.

Как-то маленьким гулял во дворе и встрял в какую-то передрягу: за кого-то заступился, подрался, пострадал, но победил. Мне это показалось по-детски необычайно важным, пришел домой взбудораженный и подробно рассказал папе все перипетии, запросив его оценку. Папа сказал, что, во-первых, я поступил благородно, заступившись за кого-то, а во-вторых, я поступил нехорошо, потребовав за это похвалы. Другими словами, но смысл таков. Я это запомнил на всю жизнь. Очень часто, уже будучи взрослым, встречал людей, которые были благодарны отцу за помощь. Никто об этом не знал, даже мама. Он мог помочь устроится на работе, подбросить денег, дать полезный совет. И никогда не афишировал. Не принято это было у нас дома.

Хотя существовали некие сложности, о которых в семье волей-неволей говорили. Кого-то из знаменитых людей, писавших о партизанах, о подполье, принимали в члены Союза писателей, особенно на Украине, кого-то, как отца — нет.

— Непонятно почему?

— Действительно непонятно.

— Ведь он уже стал профессиональным литератором: «Отряд идет на Восток», «Это было под Ровно», «Сильные духом», вами упоминавшаяся «На берегах Южного Буга», пьесы… Многие его книги читают и сегодня.

— Можно сказать, да. Наверняка не слышали, — есть у него еще одна незаконченная повесть. Должна была по замыслу отца называться «Астроном». Это биография одного винницкого подпольщика, который там погиб. И папа взялся исследовать, изучать его жизнь с детства.

— Правда ли, что отец ваш внезапно скончался у себя в квартире на руках разведчицы Валентины Довгер? Она вышла на кухню, а вернулась…

— Так и было. Довгер часто у нас бывала, приезжала из Воронежа. У них общее партизанское прошлое, общие друзья.

— Разведчик, будущий Герой Советского Союза Николай Кузнецов был в отряде у вашего отца. Об обстоятельствах гибели Кузнецова много разговоров.

— Досужих, что могло быть так, а может, и иначе. Долго ведь искали — где, чего, куда? Обстоятельства гибели под вопросом: что было, как все это проистекало?

— Историк разведки Теодор Гладков считает, что ответ все же может быть найден. Полагает, что немецкие документы, попавшие в руки американцев, и сейчас у них в архивах.

— Думаю, в живых нет никого, кто мог бы рассказать. Но кое-что и кое о ком вспомнить можно. Вот вы в одной их своих книг упоминаете о семье нелегалов Гринченко, работавших в Латинской Америке. А ведь Симона Гринченко (Кримкер) была в партизанском отряде под Ровно у отца, ее в книге тогда нельзя было упоминать, а в дневниках о ней много написано. Вся наша семья с Симоной очень тесно общалась, когда папа был жив, и после его смерти. Летом 1955 года, первый год без папы, мы снимали дачу в Малаховке. И заехала к нам в гости странная семья, в составе Симоны и двух ее детей помоложе меня. Дети ни слова не понимали по-русски! Она с ними объяснялась, как я потом понял, на испанском. Только-только возвратились оттуда, и малыши даже не знали, не понимали, что они русские! Запомнилось.

И еще воспоминание, тоже навеяно одним вашим героем— разведчиком, жившим на улице Полянке. Дело в том, что в 1972-м мы разменяли нашу квартиру в Старопименовском на две, разъехавшись с мамой. Кстати, в квартиру на Старопименовском вселился известный артист балета и впоследствии хореограф Михаил Лавровский.

— Виктор Дмитриевич, мир не тесен, а мал. Его отец Леонид Лавровский жил с нами не то, что в одном доме и подъезде, а этажом ниже, прямо под нами в доме Большого театра на Тверской, тогда улице Горького.

— Так вот, я переехал в дом на Полянке, где теперь станция метро. И у меня создалось впечатление, что в нашем подъезде все, или почти все, были оттуда же, где раньше работал отец. Причем попадались довольно странные экземпляры. Дверь в дверь напротив жили пожилой вроде бы армянин с женой. Он практически не говорил по-русски и ни с кем не общался. Единственный раз попросил меня помочь, когда его жене стало плохо. Зашел я в квартиру, никакой мебели, одна плохонькая кровать и что-то на кухне. Еще на этаже жил очень немолодой мужчина, немецко-прибалтийского вида, по-русски не совсем не понимавший. Во всяком случае, за десять лет проживания там я не слышал от него ни единого слова. Жил еще генерал — с ним мы общались даже за пивом в заведении напротив. И судя по другим жильцам подъезда, которые практически не скрывали своей профессиональной принадлежности, все это были возвратившиеся нелегалы, так и не адаптировавшиеся к нашей жизни. Сколько лет прошло, было бы любопытно узнать: кто это такие.

— Но никогда не узнаем. Вы, судя по всему, по отцовским стопам не пошли?

— Нет, долгие годы был преподавателем, сейчас работаю в Центробанке.

…