Людовик XIV - Эрик Дешодт Страница 6

Суровая добродетель Брусселя, неутомимого и неподкупного обличителя злоупотреблений, сделала его народным кумиром. Слова, адресованные им своим коллегам, предельно ясны: «Да, господа, бывают ситуации, когда неповиновение государям оказывается лучшим способом служить им». Этот софизм вызывает бурный восторг присутствующих.

На следующий день Париж покрывается баррикадами. Анна, вне себя от ярости, вынуждена всё же освободить Брусселя, которого она хотела бы «задушить собственными руками», как пишет, на сей раз ничего не выдумывая, Дюма в «Трех мушкетерах». Но регентша не признает себя побежденной.

Двенадцатого сентября, чтобы не подвергаться риску оказаться в заложниках у мятежников, она уезжает в Рюэль вместе с Мазарини, королем и его братом и приказывает идти на Париж четырем тысячам наемников Конде, первыми прибывших в Иль-де-Франс.

Париж напуган, но не сдается: народ вновь берется за оружие. Конде понимает, что четырех тысяч солдат недостаточно для того, чтобы овладеть Парижем. Кипя от возмущения, Анна всё же решает пойти на уступки, чтобы выиграть время.

Двадцать второго октября, уязвленная до глубины души, она соглашается придать силу закона утвержденным в палате Людовика Святого статьям, ставящим монархию под контроль парламента. Подписание 24 октября в Мюнстере и Оснабрюке Вестфальского мира остается почти незамеченным, так как всех прежде всего волнует положение внутри страны.

А между тем событие это имеет огромное значение. Император выходит из игры и фактически лишается какого бы то ни было влияния в Германии. Австрийский дом теряет прежнее могущество, а Испания, оставшись одна, не представляет для Франции серьезной угрозы.

Анне и Мазарини нужно выиграть время, чтобы упрочить свои позиции. Конде приводит к Парижу часть Фландрской армии. Его войска занимают позиции вокруг города. Анна во второй раз бежит вместе с детьми из Парижа. В морозную ночь с 5 на 6 января, после праздника Богоявления, она прибывает в Сен-Жермен. Ледяной холод царит в Ша-то-Вьё, где они останавливаются; кое-где в окнах нет стекол. Прежде всего они отдают в заклад королевские бриллианты, чтобы обеспечить себя всем необходимым. Следующая задача — заставить Париж голодать.

Восьмого января парламент, подстрекаемый Брусселем, «от имени короля» требует изгнания Мазарини и дает ему неделю, чтобы покинуть страну. Тем временем Конде, имеющий теперь в своем распоряжении 12 тысяч человек, опустошает окрестности и блокирует все выходы из столицы.

В городе начинается голод. Да и зима в этом году на редкость суровая, Сена покрыта льдом. Винсент де Поль ^[21] тщетно умоляет королеву пропустить в город обоз с зерном для осажденных.

В Париже царит раздор: буржуа опасаются разорения, парламентарии хотели бы сохранить то, что имеют, знатные сеньоры — получить всё что можно, а народ всё еще верит краснобайству безответственных подстрекателей. «Вожди», среди которых двое из рода Лa Тур д'Овернь (старший — герцог де Буйон, а младший — виконт де Тюренн), а также епископ Гонди, будущий кардинал де Рец ^[22], уповают лишь на помощь Испанской армии во Фландрии, которая, возможно, смогла бы прорвать осаду Парижа. Сам Тюренн присоединяется к Фронде вместе с Германской армией… Мазарини, коему иногда изменяет его удивительная ловкость, вывел его из себя обманчивыми посулами.

Умеренные считают, что всё потеряно: разбитая Испания пойдет на мировую, а «вожди» приведут королевство к анархии. И Анна решается на некоторые уступки.

Одиннадцатого марта Матьё Моле от имени парламента, а Мазарини от имени регентши подписывают мирное соглашение.

А 17-го — неожиданный поворот событий. В Париже становится известно, что значительная часть Германской армии была подкуплена банкиром Мазарини за миллион 500 тысяч ливров и что Тюренн, лишившись войска, бежал в Голландию.

Первого апреля парламент зарегистрировал Рюэльский мир, ставший отныне Сен-Жерменским.

Королева может вздохнуть с облегчением. Но на самом деле она добилась всего лишь передышки: бунтовщики не наказаны, «республиканские» решения палаты Людовика Святого остаются в силе, а ответственным за все беды королевства считают Мазарини. И, наконец, Конде, ее главная опора, по-прежнему столь же требователен, сколь и своенравен.

Восемнадцатого августа 1649 года Людовик возвращается в Париж. Ему оказан триумфальный прием. Приветствуют даже Мазарини! 5 сентября по случаю одиннадцатилетия короля в Ратуше устроен бал. А Конде тем временем становится совершенно невыносимым, требуя исключительных милостей для своих друзей и права предварительно высказывать свое мнение относительно любых назначений. Анна Австрийская и Мазарини ни в чем ему не отказывают, надеясь, что в конечном счете он зайдет в своих претензиях так далеко, что вызовет всеобщее яростное возмущение. Расчет оказался точным. Та капля воды, которая, как говорит маркиза де Севинье, «переполняет стакан», не замедлит в оный излиться. Он просит удовлетворить давнюю просьбу своего друга принца де Марсийака ^[23]: даровать «право табурета» (право сидеть в присутствии королевы) его жене и право въезжать в Лувр в карете…

Некоторые скажут, что это мелочи. Вовсе нет: «право табурета» и карета в Лувре даруются только принцам, герцогам и пэрам. А Марсийак, который прославится под именем Ларошфуко благодаря своим несравненным «Максимам», в ту пору не был еще ни герцогом, ни пэром.

Этот демарш Конде тотчас же вызывает возмущение и принцев, и герцогов, и пэров, и менее знатных дворян, одним словом, всего дворянского сословия. Принцы, герцоги и пэры хотят сохранять свое особое положение, а прочие считают, что будут унижены в случае создания промежуточного ранга между ними и верхушкой сословия, к коему они принадлежат. Монархия не может настраивать против себя всё свое дворянство. Конде соглашается с этим и отказывается поддержать требования своего друга.