Королева Кристина - Борис Григорьев Страница 6

Через несколько месяцев выяснилось, что Дания так же мало подходила для Марии Элеоноры, как и Швеция, поэтому она решила перебраться в родной Бранденбург. Её брат, курфюрст Георг Вильгельм, принять сестру, однако, отказался. Через год братец, правда, скончался, и Мария Элеонора по приглашению нового курфюрста Фридриха Вильгельма, своего племянника и бывшего жениха принцессы Кристины, переехала в Германию. В Швеции ходили слухи, что она собиралась выйти замуж за овдовевшего короля Польши Владислава IV. В конце концов Марии Элеоноре надоело и в Германии, и через семь лет она снова затосковала по Швеции. Встречали её на правительственном уровне, торжественно, и сам канцлер Оксеншерна приложился к её ручке. Кристина, рискуя жизнью, на небольшом судёнышке в шторм вышла в море, чтобы встретить мать в стокгольмских шхерах. Вдовствующую королеву простили, обласкали и положили солидную сумму на проживание.

В жизни принцессы Кристины, по её собственным словам, кроме родного и приёмного, было ещё три отца: «главный опекун» канцлер Аксель Оксеншерна, основной учитель-гувернёр Юханнес Маттиэ и «дополнительный» гувернёр Аксель Банер — выпивоха и бабник, но «добрый малый».

Густав II Адольф в своё время позаботился о том, чтобы назначить дочери приёмных родителей. Ими стали его сводная сестра принцесса Катарина (1584–1638) и её муж пфальцграф Юхан Казимир (1589–1652), проживавшие в своём дворце в Стегеборге, примерно в 300 километрах к югу от столицы. Тётя с мужем заменили Кристине родителей, и общение с ними было единственной возможностью для девочки познать тепло семейного очага и проявить свои искренние чувства. Здесь она росла и играла вместе с двоюродными братьями Карлом Густавом, будущим королём Карлом X, и Адольфом Юханом, а также с кузинами Марией Ефросиньей, Кристиной Магдаленой и Элеонорой Катариной. Когда королева Мария Элеонора в 1631 году отправилась вслед за мужем в Германию, то принцессу Кристину оставили на приёмных родителей. С 1636 года они несли за её воспитание уже формальную ответственность.

Пфальцграф Юхан Казимир, образованный, умный и честолюбивый, войдя в королевскую семью, длительное время занимал в ней почётное место, был одним из первых помощников короля Густава, участвовал в его сватовстве и женитьбе на Марии Элеоноре и вообще проявил себя способным администратором. Было время, когда он в официальных бумагах называл себя титулом: «Мы, Юхан Казимир, Божьей милостью». Оксеншерны отодвинули Юхана Казимира от кормила государства и ограничили его обязанности воспитанием принцессы. Когда пфальцграф-немец как-то спросил Оксеншерну, как ему воспитывать своих детей — делать из них немцев или шведов, канцлер буркнул: «Делайте, как вам заблагорассудится!»

Несмотря на всё это, приёмный отец Кристины ещё сохранял некоторое влияние при дворе, его сторонниками были все «антиоксеншернисты» — в первую очередь бывший учитель и наставник Густава II Адольфа Юхан Шютте (1577–1645), член опекунского совета и сводный брат короля К. К. Юлленъельм, искусный дипломат и любимец Густава II Адольфа Юхан Адлер Сальвиус ^[12], влиятельный аристократ Пер Банер и «папа» Ю. Маттиэ. В отличие от своей жены, Юхану Казимиру удалось сохранить хорошие отношения и с Марией Элеонорой.

Супруга Юхана Казимира, тётя Катарина, тоже была уважаемой при дворе и в стране женщиной, обладавшей спокойным, разумным и уравновешенным характером, и племянница испытывала к ней самые тёплые чувства. Если посмотреть на то, как приёмные родители воспитывали своих пятерых детей, то можно сказать, что их «программа» была незатейлива, традиционна и подобно другим аристократическим семьям основывалась на принципах христианской морали. Детям нужно было прививать богобоязненность, уважение к старшим и любовь к родителям, послушание, соблюдение чести и собственного достоинства. Дети не должны быть высокомерными, их нужно приучать к бережному обращению с деньгами, к мирному сожительству с окружающими и состраданию к ближнему; нужно следить, чтобы они не попадали в дурную компанию и т. д., а во всём остальном — благодарить Господа.

Положение тёти Катарины при дворе было не простым. Во-первых, её невзлюбила Эбба Лейонхювюд — фрейлина Марии Элеоноры, принадлежавшая к клану Оксеншернов. Во-вторых, её то и дело шпыняли опекуны во главе с тем же Оксеншерной, обвиняя в слишком мягком воспитании наследницы престола. Отношения с золовкой, то есть с матерью Кристины, в самом начале были дружескими и тёплыми, но после 1636 года сильно испортились. Причина была очевидна: Мария Элеонора не могла пережить потерю дочери и сильно ревновала её к Катарине, к которой принцесса Кристина привязывалась всё больше и больше.

Сохранилось письмо Кристины тёте Катарине, написанное в возрасте восьми лет. Вот оно: «Сиятельнейшая принцесса, достопочтенная и любимая тётушка! Желаю Вашему Королевскому Высочеству благословений свыше и благодарю за оказываемую мне с вашей стороны тёплую заботу и великую любовь. Особенно я благодарю Ваше К. В. за любезные письма, которыми вы меня удостоили почтить. Я живу в благословенной надежде на то, что дружба Вашего К. В. на меня будет распространяться и впредь, а я, в свою очередь, обещаю, что моей второй натурой станет желание всегда оказывать мою к Вашему К. В., Вашему высокоуважаемому супругу и всему Вашему семейству благодарность. Несказанная преданность Вашего К. В. делает меня навечно Вашим должником. Остаюсь ныне и навсегда Вашего К. В. единственная племянница Кристина».

О тесных и тёплых отношениях приёмной дочери с приёмным отцом свидетельствуют письма, которыми они часто обменивались между собой. Кристина пишет ему то о пропавшей собаке, то о падении кузена Карла Густава с лошади, то радуется скорому с ним свиданию, то докладывает дяде о его ленивой дочке Марии Ефросинье, не приготовившей урок по математике, но чаще всего делится новостями о собаках. Юхан Казимир информировал её о заграничном путешествии сына Карла Густава, сообщал подробности о жизни и учёбе других своих детей, о их болезнях, успехах и вообще о семейных событиях. Письма проникнуты духом искреннего взаимного доверия и семейного тепла. Доверие достигло таких пределов, что в 1639 году переписка стала вестись с применением шифра.