Иван Молодой. Власть полынная - Борис Тумасов Страница 6

Молодой великий князь Иван редко с Санькой словом перебрасывался, видно, хотел дать знать, кто он ныне. Да Саньке не обидно. У Ненашева свои заботы. Он подпоясан саблей, у седла лук с колчаном приторочены. По легкому ветерку русые волосы треплются.

Ни брони на Саньке, ни шлема. Да и другие ратники без кольчуг. Старший над дворянами десятник Сидор говорил, посмеиваясь:

- Чать, не на рать собрались!

Расстегнул Санька рубаху-косоворотку - дышится легко, по сторонам поглядывает. Леса и леса, деревеньки редкие в две-три избы, во дворах хлевы и навесы, копенки сена, зеленя, огороженные бревнами от потравы зверем.

Привалы чаще в поле делали. Князю и дьяку шатер походный ставили, а дворяне костры у телег разводили, еду варили, разговоры всякие вели. А коли встречался городок какой, баню топили, по необходимости телеги чинили.

Через Волгу паромом переправились. Дьяк сказал князю Ивану:

- Там, ниже по Волге, земля Тверская, где дед твой княжил, а ныне сидит дядька Михаил. Сказывают тверичи, князя Михаила что-то к князю литовскому Казимиру потянуло. Новгород утихомирим, Тверь уму наставим, у Москвы силы хватит.

О том, что брат матери Михаил не живет с Москвой в дружбе, Иван слышал от отца, но чтобы тот к Казимиру потянулся - так князь Иван не думает.

В первой половине июня миновали Торжок. В летнюю пору городок тихий, малолюдный. Шумным он становится зимой, когда превращается в ярмарку. Сюда наезжают купцы со всех русских земель, а особенно из Новгорода. От привозов крестьян, ссыпок зерна делается тесно. На скотных дворах кричит скотина, ржут лошади, гомон и гул висят над Торжком.

От хлебных ссыпок уходят в Новгород санные поезда с зерном. Новгородцы закупают хлеб на весь предстоящий год…

Но все то происходило в морозную пору, а летом посольство великого князя Московского проехало через городок незаметно.

Ближе к Новгороду леса и болота к самой дороге подступали. Местами путь проходил по гатям. Сосновые плахи почти утопали в жиже. Гнус и всякая мошка секли лицо, в глаза лезли, как ни отбивались от них московиты. Местный охотник взялся вывести посольство к Новгороду ближней дорогой.

Дорога петляла, то расширялась, то сужалась, то вдруг скрывалась в лесной глухомани за хлябями болотными, то едва проглядывалась по топям, переложенным сосновыми слегами.

Мужичок-проводник трясся без седла на брюхатой лошаденке, мурлыкал свою песенку или слезал и вел ее в поводу.

Тогда и князь Иван брал лошадь под уздцы, шел с проводником рядом, слушал его рассказы, видимо слышанные им еще от своего отца, а то и от деда, что много лет назад татары хана Батыя не посмели идти на Новгород, испугались лесов и болот, где рисковали потерять конницу.

А еще поведал проводник-охотник, что в морозную пору сюда пробирались ханские баскаки ^[6] , собирали выход ^[7]. Но с той поры, как московский князь Иван Калита получил право сбора дани для Орды, по этим местам разъезжали московские тиуны ^[8] . И были они суровее татарских. От ханских в лесах хоронились, а тиуны Ивана Калиты везде доставали…

За разговорами проводник вел посольский поезд легко, перескакивая через кочки, и казалось, вода не просачивалась в его лыковые лапти. Иногда он помогал гридням ^[9] подталкивать телеги, и те ехали, грузно перекатываясь через плахи.

Санька видел, как князь Иван прыгает с плахи на плаху по-мальчишески легко, даже коня не спускал с повода. А дьяк, тот ни разу возок не покидал.

А молодого великого князя терзали душевные сомнения: как-то встретит его Великий Новгород?

На Думе от государя и бояр знал: ненадежен Новгород, горожане Литве кланяются. Вот он, молодой великий князь Иван, и поглядит, как примут его новгородцы.

День клонился к исходу. Сумерки коснулись земли. Растворялись в ночи леса, и малоезженая дорога угадывалась с трудом. На болотах кричала птица, а в глухомани смеялся и плакал филин.

Дремлют в седлах гридни, сопровождающие московское посольство.

Великий князь Иван сидит в колымаге рядом с дьяком, тоже дремлет. Топорков бубнит:

- Мыслится, государь Новгород воевать задумал. Князь Иван слышит, но отвечает нехотя: К чему же нас послал? Дьяк снова бубнит:

- Дорога на Новгород зело трудная, и городские стены крепкие.

Князю не хочется вступать в разговор, однако говорит:

- Государю то ведомо.

- Истинно так, - подтверждает дьяк и тут же начинает посапывать.

Вскоре уснул и Иван…

Новгород открылся, едва из леса выбрались. Открылся своей могучей рекой Волховом, ожерельем каменных стен и башен, монастырями и церквами подгородными, собором Святой Софии, теремами и хоромами боярскими, сиянием стекол и позолотой кровли Белокаменный Детинец и надвратные церкви единым чудным строением привиделись великому князю Московскому Ивану Молодому.

Распахнулись кованые ворота, въехали дворяне полка великого князя на наплавной мост, застучали копыта по настилу, прогромыхали груженые телеги посольского поезда. С высоты коня князь Иван разглядел Торговую и Софийскую стороны Новгорода, ремесленные концы и вечевую площадь. Чадили кузницы, а над водой стлался дымок гончарных печей.

Людный Новгород, колготной. По берегам Волхова баньки лепятся, топятся все больше по-черному. А торжище даже по будням неугомонное.

У новгородских причалов корабли разные, ладьи остроносые, плоскодонки что тебе бабьи корыта, только большие, широкозадые.

Ездовые направили телеги в Детинец. Иван спешился. Дьяк выбрался из возка, размял ноги. Поодаль шумно переговаривались оружные дворяне.

Навстречу московитам из Ярославова подворья вышел дворецкий, бородатый, седой, с глубоко запавшими глазами. Пригладив лысую голову, сказал с поклоном:

- Рады гостям московским. Наслышаны, великий князь Иван Васильевич нам грамоту шлет и с посольством сын его прибыл.

Дьяк вспылил:

- Не токмо сына государь послал в Новгород, но и великого князя Ивана Молодого. Так отныне надлежит величать князя Ивана.

Дворецкий на дьяка поглядел со смешком, ухмылка в бороде утонула.

- Прости, великий князь, по скудоумию оговорился. Прошу, государь, в палаты, а дворовые баню истопят, с дороги попаришься - ив трапезную.