Покорение Южного полюса. Гонка лидеров - Роланд Хантфорд Страница 6

Когда Амундсены переехали в Христианию, они жили в двух шагах от центра, но их дом был самым последним – здесь город заканчивался. Дом стоял на их собственной земле, но не в садике, выдержанном в английском стиле, а на огороженном диком участке леса. Дом Амундсенов представлял собой двухэтажное здание, типичное «добротное жилище» норвежской буржуазии того времени. Его построили на пригорке и назвали «Малый Ураниенборг» ^[2].

Старый корабельный плотник по имени Эрик (фамилия его не сохранилась), долгие годы плававший с Йенсом Энгебретом, последовал за ним в «Малый Ураниенборг» в качестве управляющего. Штат домашней прислуги состоял из кухарки-горничной и сиделки, что было типично для представителей высшего класса Христиании. Эрик стал детям кем-то вроде второго отца. Переезд не умерил активности Йенса Энгебрета, и он по-прежнему часто уходил в море на своих кораблях.

Похоже, что Йенса Энгебрета любили и сыновья, и матросы. Он оказался прирожденным шкипером, то есть капитаном парусника. Его успех был основан на использовании бесплатного ветра, а не затратного пара в случаях, когда скорость не имела значения. Поэтому он действовал в особой среде. Кроме того, шкипер отличается от капитана любого другого корабля. Поскольку слаженность команды при работе с оснасткой может стать вопросом жизни и смерти, его приказы должны выполняться мгновенно. А хороший шкипер никогда не пойдет против справедливости. Он не может быть капризным деспотом и всегда придерживается строгой дисциплины. Его решение неизменно, его слово – закон. Похоже, что Йенс Энгебрет был именно таким, хорошим шкипером и управлял своим домом, как одним из кораблей: это очень важно для понимания характера Руаля Амундсена. Кроме того, Йенс Энгебрет считался уважаемым членом общества, в котором жил. Успех сопутствовал ему. Сыновья тянулись за ним. На все это следует обратить внимание при сравнении характеров Амундсена и Скотта.

Детство Руаля было шумным и уличным, как у обычного норвежского мальчишки. Он оказался самым младшим в ватаге, носившейся по лесу вокруг Ураниенборгвейн. Один из его друзей, Карстен Борчгревинк, в результате невероятного совпадения тоже стал полярным исследователем.

Братья Амундсены любили подраться. И в этом вопросе совет их отца, без сомнения, помнившего свое собственное драчливое детство, оказался неоднозначным: «Я не хочу, чтобы вы с кем-то дрались. Но если без этого нельзя, бейте первыми – и увидите, что этого будет достаточно».

О Руале вспоминают как о высокомерном и легковозбудимом мальчике. К тому же он был самым младшим среди своих многочисленных приятелей. Все это естественным образом вело к тому, что его дразнили и задирали. Однажды, по словам Борчгревинка, он бросился в сарай и, как безумный берсерк эпохи викингов, возник на пороге, размахивая топором и выкрикивая ужасные угрозы. «После чего, – заключает Борчгревинк, – его оставили в покое».

Это было время, когда в Норвегии стали появляться командные виды спорта с формализованными правилами и особую популярность приобрела гимнастика. Братья Амундсены соорудили у себя во дворе брусья и со временем стали отличными гимнастами. Но национальным спортом по-прежнему считались лыжи – неизменный атрибут детства каждого норвежского ребенка.

Едва научившись ходить, Руаль встал на лыжи. Первую пару лыж ему сделал Эрик. Это была примитивная конструкция: всего лишь бочарная клепка с ивовой петлей в качестве крепления. Ходить на них оказалось трудно. На рынке можно было найти настоящие детские лыжи с современными креплениями, но отец Руаля, хотя и был человеком состоятельным, не желал баловать своих сыновей.

Дети Амундсенов выучились, а точнее научили друг друга, кататься. Это было традиционное норвежское сочетание бега по пересеченной местности, прыжков и катания с горы. В качестве трассы для новичков использовалась дорога, начинавшаяся от ворот их сада.

В целом семья Амундсенов была счастлива. Отец и сыновья были бесконечно преданы друг другу. Один из слуг, работавший в их доме, сказал: «Эти люди знали, как оставаться сплоченными и вместе подниматься над толпой».

Но в чем состояла роль Густавы? Подавленная в Хвидстене близостью многочисленных братьев и сестер мужа (в особенности его незамужних сестер), здесь, в «Малом Ураниенборге», она оттаяла и с головой ушла в ранее недоступные ей заботы и хлопоты. Впервые за все годы брака Густава могла создать собственный дом.

По мере своих сил она смягчала суровость дисциплины, установленной Йенсом Энгебретом в доме. Всячески старалась проникнуться духом игр своих детей (по крайней мере наиболее тихих игр), становясь при этом скорее старшей сестрой, нежели матерью, возможно, даже излишне балуя их. При всем этом она оставалась в тени и, очевидно, была несчастна, мало с кем общаясь вне дома. Совершенно очевидно, что Руаль ощущал недостаток душевного тепла и искал любви вне семьи – у тети Олавы и главным образом у Бетти, своей няни.

Мало кто из норвежцев был прирожденным горожанином. «Малый Ураниенборг» человеку со стороны мог показаться совершенно деревенским, но Йенс Энгебрет в нем чувствовал себя некомфортно, слишком по-городскому. Его корни были там – в сельской местности, у воды. Летом и на рождественские школьные каникулы Амундсены регулярно возвращались в Хвидстен, хотя часто без Густавы, которая предпочитала этим поездкам компанию собственных родственников, разбросанных по всей Южной Норвегии. Йенс Энгебрет продал дом в Хвидстене своему племяннику, но Хвидстен оставался семейным гнездом Амундсенов, а потому для родственников из Христиании там всегда находилось место.

Приморский и тихий Хвидстен, расположенный в судоходном низовье реки Гломма, стал важной частью жизненной школы Руаля. Играя в прятки среди стоящих на якоре кораблей, учась управлять лодкой на мелководье и сопротивляться течению реки, сыновья Амундсенов приобретали первые навыки мореплавания. За рекой была верфь Йенса Энгебрета. Амундсены оставили ее под своим контролем и продолжали всячески развивать ее деятельность.

На этой верфи Руаль научился чувствовать деревянный корпус ко-рабля. Один из мастеров, умудренный опытом старый корабельный плотник, знавший толк и в кораблях, и в детях, дал ему первый урок по особенностям «морской архитектуры». Вспоминают, что мальчик непрерывно задавал своему учителю вопросы, был серьезен и стремился познать законы парусной оснастки и такелажа.

Именно зимой Хвидстен, как и бóльшая часть норвежского ландшафта, наконец становился самим собой. Река замерзала. Сквозь стекло, обрамленное– морозным узором, под ностальгический аккомпанемент треска поленьев в печи Руаль мог видеть мачты поставленных на прикол кораблей, застывших на ветру и ловящих снежинки сетями своих снастей. Пейзаж был тих, бел, холмист, с редкими вкраплениями домов и заплатками деревьев. И лишь фигурка редкого прохожего время от времени нарушала его неподвижность.

Когда становилось совсем холодно и море замерзало, братья проезжали на коньках милю за милей в сторону внутренних островов архипелага Хвалер. Это был типичный скандинавский зимний морской пейзаж, перемежавшийся закругленными силуэтами скал. Под ногами лед, твердая белая поверхность простирается до горизонта – такова она, пограничная страна, где земля и море, лед и вода сливаются воедино, почти смешиваясь друг с другом.