Где вера и любовь не продаются. Мемуары генерала Беляева - Иван Беляев Страница 6

Дорогие редкие гости… Два-три дня детвора ходит как ошалелая, клеясь к новоприезжим. В старом гнезде всем есть место, всем добро пожаловать.

Наверху, в комнате с балкончиком во двор, помещаются Заржицкие [16], мать Николая Николаевича и ее сестры, то одна, то другая. Напротив, в мезонине за ширмами, ютятся тетя Туня с Махочкой. Младшие мальчики в комнате, старшие внизу, Стефановичи – в детской. Дядя Коля с детьми в «Новеньком домике» на углу фруктового сада. Но все рвутся в сад, где у каждого свой любимый уголок. Эндены роются в огороде, где под руководством своего папы разводят редкие сорта крыжовника, смородины, устраивают парники. Мы копаемся в детском саду, где у каждого свой участок. Подростки уединяются в орешнике, двумя линиями разрезающем верхний сад, под тенистой раскидистой липой, которая уже покрылась ароматными цветами, или бегут в рощу собирать 12 трав: завтра Иванов день и ночью будет цвести папоротник. А сегодня «Аграфена Купальница», и все спешат использовать короткий сезон, всего 20–25 дней – потому что, когда «Илья бросит камушек», купаться будут одни смельчаки.

Уже несколько дней как тетя Адя и тетя Леля каждое утро заботливо меряют температуру воды в маленькой заводи на Гверездке, что за косогором. Сезон открывает дядя Коля. Ровно в девять часов он шествует туда, закутанный в пледы и простыни, как истый римский сенатор, и первый погружается в воду, пока никто не замутил ее. После него девочки, а за ними мальчики, каждый поджидает очереди в засаде за осиной, что на холме, которая без устали трепещет своими листочками, благословляя детей.

До восьми лет я сопровождал тетей, Махочку и Зою в купальню. Сидя спиной к реке, я должен был предоставлять сестрам возможность броситься в бассейн и тогда уже получал разрешение любоваться, как они ныряли, кувыркались и брызгали друг в друга водой. Все шло как по маслу, пока однажды, соскучившись в ожидании, я не возопил: «Когда же, наконец, вы спрячете ваши таинства природы?» Какой демон вложил мне в уста эту безбожную фразу? Я и теперь не отдаю себе отчета. Но с этих пор я был изгнан из дамской компании и купался уже в иной обстановке.

Было бы величайшей неблагодарностью с моей стороны не упомянуть здесь еще об одной неразлучной подруге моего детства.

Мой дядя К. К. Стефанович был большой охотник. Он застрелил немало медведей и выращивал медвежат на дому. Водились медведи и у нас. Осенью они бродили в трех верстах на Сопотове и Малыгинской роще. Однажды медведь задрал быка и придавил его осиной. Другой раз смазал лапой бабу, собиравшую клюкву по первому снегу, и сдвинул ей на сторону всю прическу вместе с кожей. Но еще более его [дядю] интересовали барсуки, которых немало водилось в Посконкине. Из их превосходного сала тетя Адя готовила чудесное мыло.

Для охоты на них он завел пару породистых такс, которых раздобыл у Сперанского из Царской охоты. От этих Тутора и Пеки произошло многочисленное потомство, и в том числе маленькая Альмочка, с которой мы вместе играли и лазали под стол. Во время охоты она попала на зуб барсуку и, когда их обоих вытащили, лежала в глубоком обмороке. После этого она уже больше не ходила на охоту и оставалась с нами. Как только мы с Лизоней приезжали в деревню, она являлась первая делить с нами одиночество и оставалась со мной до конца. За обедом я совал ей тихонько под стол вкусные кусочки, за чаем намазывал ей маслом сухарики. Ночью ей разрешалось спать у меня в ногах, но к утру ее хвост и задние лапки неизменно находились у меня на подушке, и когда она располагалась у стенки, то под утро выталкивала меня совсем из постели. Своей наружностью, привязанностью, лаской и понятливостью она совершенно покорила мое сердце. Мне казалось, что это маленькая принцесса, превращенная в собачку капризом злой феи. Она была спутницей всей моей юности и, в конце концов, окончила жизнь у меня в квартире в первый год моей офицерской службы. Тетя Лизоня ходила за ней до последней минуты и потихоньку зарыла ее у нас во дворе.

Мне кажется, что животные облагораживают детей. В ком из нас Мурка или Пуфик не пробудили теплые, нежные чувства? И разве не лошадь сделала всадника рыцарем?

С крестьянами, еще с крепостных времен, у нас устанавливались самые сердечные отношения. Прадед не выходил из дому без леденцов для детишек, которые, зная его слабость, бегали за ним с криком: «Дедка Левка – клевая головка!» Особенно любили нашу семью новосельские, так как их помещица была жестокая, и они постоянно прибегали к заступничеству наших.

После ликвидации крепостного права крестьяне постоянно приходили к нам на помощь. Надо ли было свезти на поле удобрение, скосить луг, убрать сено – во всем этом требовались их услуги. Особенно врезалась в мою память уборка сена в саду. Люди шли как на праздник. Косари стройными рядами клали на землю свежую траву. Бабы с граблями, в ярких сарафанах, убирали сено. Порой одна из них останавливалась, чтобы заговорить с тетей.

– Так это и будет их последненький? Вот ангел-то была покойная Марья Ивановна! За то их Господь и прибрал к себе… А каков-то сынок? С лица-то будто схожий!

– Пока что и по характеру тоже…

– Ну, таков, значит, и будет. Каков в колыбельке, таков и в могилке!

По воскресеньям у нас в кухне толпились больные крестьяне, главным образом женщины, которых пользовала бабушка [17]. Она лечила их, пользуясь громадным жизненным опытом, с помощью обширного лечебника князя Енгалычева. В благодарность они приносили ей яйца, масло и ягоды.

Постоянными посетителями были несколько крепостных, в том числе Гаврила Калинин, брат нашей няни. Они обычно сидели на кухне, и Марья Калинишна подносила им щи с пирогом, мясо и стаканчик водки.

К осени с каждой партией отъезжавших являлись и сопровождавшие их мужики, которым поручалась отправка клади – наш постоянный автомедон, одноглазый Ляксандра Финогенов и другие. С удивительным умением они увязывали, упаковывали и укладывали сундуки и тюки, грузили их на экипажи и подводы и авторитетно обсуждали перспективы пути, все случайности пути и дороги. Дядя Лелен любил изображать его причудливую манеру выражаться.

– А цто, Левонтий Ивановиц, – передразнивал его «цоканье» дядя, изображавший, как бы он повез его за границу, – ницаго не поделаешь! Бренберга не миновать!

Это присловье стало у нас поговоркой.

Наступила жара. Налетали комары и мошки. Но в то же время созревали и чудные ягоды. Появлялись медные тазы и жаровни, и все, а преимущественно замужние тети, отдавали свое время варенью. Дети чистили крыжовник и смородину всех сортов и оттенков, взрослые варили. Делали пробы из «столба», сочные сахаристые стебли которого давали прекрасные результаты. Каждый по-своему старался использовать драгоценное время.