Почему Сталин проиграл Вторую Мировую войну? - Дмитрий Винтер Страница 6

Более того, официальный Белград, имея некоторые сведения о готовящемся убийстве, не только предупреждал Австрию, но и пытался помешать убийцам перейти австро-сербскую границу. Не из большой любви к Австрии, а потому, что тоже видели: к войне не готовы! Надо подождать! (Полетика Н.П. Возникновение Первой мировой войны. М., 1964. С. 22–25).

Самый простой ответ на вопрос, «кому выгодно»: Германии! Союзники слабеют или начинают думать об измене, а враги усиливаются? Так начать войну, пока всего этого не произошло! И кое-что подтверждает эту точку зрения. Например, возьмем саму дату маневров — 28 (по старому стилю 15) июня. Именно в этот день Сербия отмечала траурную годовщину — 525 лет со дня битвы на Косовом поле, после которой Сербия попала под власть турок. Если хотели спровоцировать сербов, то лучше, как говорится, не придумаешь! Есть и другие подтверждения «германского следа» (подробно см.: Писарев Ю.А. Австро-сербский конфликт — пролог Первой мировой войны (мифы и факты)// Первая мировая война: дискуссионные проблемы истории. М., 1994. С. 7–9; Полетика Н.П. Сараевское убийство. Л., 1930. С. 17 и т. д.).

Но если Германия хотела начать войну, неужели нельзя было состряпать дело так, чтобы «вина» сербов бросалась в глаза, чтобы никто, нигде не сомневался? На практике получилось, что австрийцы так и не смогли доказать причастность официального Белграда к убийству вообще (Котова Е.В. Сараевское убийство 28 июня 1914 г. и закат империи Габсбургов// Цареубийства. Гибель земных богов. М., 1998. С. 472) и в конце концов начали войну против Сербии по принципу «у сильного всегда бессильный виноват». Что с первых же дней серьезно отразилось на репутации Германии и ее союзников во всем мире. В общем, если это все планировалось австрийской или германской разведкой, то после начала войны ее руководители должны были застрелиться. Или как минимум подать в отставку. От осознания собственной профнепригодности.

Непричастность официального Белграда к сараевскому убийству вроде бы очевидна. Но, кроме официального Белграда, был еще очень могущественный Белград неофициальный. 8 февраля 1910 г. была создана могущественная тайная организация «Объединение или смерть», получившая неофициальное название «Черная рука». Организация ставила своей целью воссоединение югославянских земель, половина которых попала под власть Австро-Венгрии. Принятый 3 марта 1911 г. статут «Черной руки» предусматривал, что она «организует революционные акции на всех территориях, где живут сербы» (Полетика Н.П. Сараевское убийство. С. 145–147). При этом «Черная рука» была создана и управлялась по принципу тоталитарной секты. Всякий член организации, вступив в нее однажды, уже не имел права выхода. При этом он должен был беспрекословно повиноваться руководству — «Верховной Центральной управе», а также вербовать новых членов для нее.

Рядовой член организации знал только своего поручителя (т. е. того, кто его завербовал и кто отвечал за его лояльность собственной головой), членов своей пятерки и лиц, завербованных им самим (за которых соответственно отвечал головой он). Только члены «Верховной Центральной управы» знали друг друга в лицо, а подчиненных — по именам. «Верховная Центральная управа» никак не была подотчетна рядовым членам, в ней состояли бессменно основатели организации, хотя непонятно, как замещались места, освободившиеся, скажем, в случае смерти, кого-либо из членов управы. Вероятно, путем кооптации.

Н.П. Полетика сравнивает эту организацию с чудовищными мечтами Петра Верховенского в романе Достоевского «Бесы» (Там же. С. 151–155). Но и у настоящих русских революционеров были подобные организации — например, знаменитый «нечаевский кружок». Его создатель, Сергей Нечаев, полагал, что после победы революции всеми делами будет заправлять некий тайный и никому не подотчетный «комитет»; еще не захватив власть, нечаевцы уже насаждали принудительное единомыслие и безжалостно убивали «отступников». Так, в 1869 г. произошло нашумевшее убийство некоего Ивана Иванова.

И аналогиями дело не ограничивалось. В «Черной руке» на первый взгляд однозначно право-националистической организации, было леворадикальное крыло. При этом члены «Черной руки» не только усвоили практику русских революционеров-народников, в том числе индивидуальный террор (Полетика Н.П. Возникновение Первой мировой войны: С. 16), но и увлекались спорами о социализме, зачитывались Герценом, Чернышевским, Бакуниным. Убийца Франца-Фердинанда Гаврило Принцип, член боснийского филиала организации — «Млада Босна» — исключением не был (Полетика Н.П. Сараевское убийство. С. 181, 201–203).

Некоторые историки и писатели — например югослав В. Дедиер, немцы Бруно Брэм и С. Поссони, австриец Ф. Вюртле — прямо указывают на связь русских революционеров с боснийскими террористами. И если великой державе России было выгодно как можно больше оттягивать начало войны, то революционерам — в первую очередь большевикам — напротив, необходимо было спешить.

Если почитать работы Ленина с 1907 по 1914 год, то становится очевидно, что «вождь мирового пролетариата» загрустил. Он видел, что делается в России. Видел, что Столыпинская реформа постепенно проводится, что означает в перспективе смягчение аграрной проблемы и уменьшение революционного потенциала деревни. Видел, что страна, пусть и медленнее, чем надо, превращается из полусредневековой самодержавной монархии в современное государство. И понимал, что его поезд уходит. В 1917 г. Ленин в припадке честности напишет, что без мировой войны, возможно, никакой революции «против капиталистов» в России и не было бы «еще годы и даже десятки лет» (ПСС. Т. 32. С. 31).

И это видел не только Ленин, но и, например, авторы вышедшего в 1909 г. сборника «Вехи». Так, П.Б. Струве писал о кризисе социализма в России, о том, что русская интеллигенция постепенно «обуржуазится», т. е. примирится с государством и органически-стихийно вольется в существующий общественный уклад, распределившись по разным классам общества. В интеллигенции уже началось глубокое брожение, зарождались новые идеи, а старые идейные основы (т. е. курс на «немедленное осчастливливание народа путем принудительного социализма». —Д.В.) были поколеблены и скомпрометированы (Струве П.Б. Интеллигенция и революция// Вехи. М., 1909. С. 144–145). Примерно о том же писал и другой автор сборника — М.О. Гершензон, добавляя, что «теперь молодого человека на пороге взрослой жизни уже не будет встречать «строгое общественное мнение и сразу указывать ему простую и ясную цель». Самому придется головой работать! (Гершензон М.О. Творческое самосознание// Там же. С. 90–92).

Об оздоровлении общественно-политического климата России после 1905 г. говорит хотя бы такой факт. Когда в 1904 г. разразилась Русско-японская война, то во всех сколько-нибудь левых и либеральных кругах было хорошим тоном желать России поражения и радоваться неудачам русского оружия. Когда же в 1914 г. началась Первая мировая война, позицию «поражения своего правительства в империалистической войне» заняли только большевики. Все прочие левые (о либералах и говорить нечего) встали на патриотические позиции. А разразись война еще лет через десять, пораженческую позицию в России, скорее всего, вообще бы никто не занял. Но война разразилась в 1914 году… Так что убийство в Сараево подоспело как нельзя вовремя. Как будто по заказу.