Фараон Мернефта - Вера Крыжановская Страница 6

Я чувствовала, что он смотрит на меня, но, пылая от стыда, не смела поднять глаз и почувствовала облегчение, когда Рамзес добродушно сказал:

— Я счастлив, Термутис, что вижу тебя излечившейся от страшной болезни, которая в течение стольких месяцев лишала нас твоего общества. Постараемся дарами и жертвоприношениями доказать бессмертным твою благодарность.

Сопровождавшие фараона жрецы, среди которых был и мой спаситель, благословив меня, поднесли драгоценные амулеты, которые должны были навсегда оградить от дурного глаза.

Затем Рамзес объявил всему собранию, что, ценя верность Шенефреса и оказанные им услуги стране и царю, отдает меня ему в жены. Он приказал Шенефресу подойти, вложил мою руку в его, отдал ему перстень с собственного пальца и великолепное ожерелье.

Обхожу молчанием нашу свадьбу, отпразднованную несколько дней спустя, потому что это торжество, для многих женщин являющееся счастьем, для меня было печально, сердце мое было преисполнено воспоминаниями об Итамаре.

Шенефрес чувствовал, что я не люблю его; он шпионил даже за моими мыслями, и хотя пред людьми оказывал уважение, подобающее женщине царской крови, зато наедине не стеснялся: в горьких и оскорбительных выражениях упрекал за равнодушие к нему и за постыдную любовь к недостойному.

Иногда эти припадки ревности к умершему бывали для меня очень тягостны, но я все выносила безропотно, сознавая себя виновной, и не смела жаловаться Рамзесу, так как он мог ответить мне, что муж вправе требовать любви и благодарности.

Я с большей радостью и готовностью подчинялась бы желаниям Шенефреса, если бы не терзалась страшными опасениями за участь своего ребенка.

Избиение еврейских детей, вызванное страшным предсказанием, продолжалось, я боялась узнать о гибели сына. Однажды Аснат сообщила, что получила известие от Иохабед о том, что ей невозможно скрывать малютку, чудесным образом спасшегося от всех опасностей. Я провела бессонную ночь, страх материнского сердца внушил план, имевший шансы на успех. Я приказала передать Иохабед, чтобы она положила ребенка в хорошо просмоленную корзину, оставила бы ее в тростнике в том месте, где я купалась с моими прислужницами, чтобы подумали, будто Нил случайно занес туда утлую ладью, которой отчаявшаяся мать доверила свое сокровище.

Я рассчитывала, что одна из моих служанок заметит корзину, найдя в ней ребенка, покажет мне; тогда никто не помешает воспользоваться царской прерогативой даровать жизнь одному из бедных созданий, осужденных на смерть царским указом.

Конечно, я не могла сразу оставить его при себе, чтобы не возбудить подозрение в Шенефресе, интересовавшемся, что сталось с ребенком, хотя я и уверила мужа, что малыш умер при рождении. Поэтому я хотела поручить его Иохабед, чтобы она воспитывала его до того времени, когда я буду в состоянии открыто покровительствовать ему.

Мне предстояло увидеть дитя любви, не виданное мною со дня его рождения, потому что Шенефрес тщательно следил за мной, случайное свидание или прогулка в еврейский квартал могли возбудить подозрения.

Пока прислужницы сбегали вниз и расстилали ковры около маленькой бело-голубой полосатой палатки, я остановилась на первой ступеньке каменной лестницы, жадно всматриваясь в тростник и воды Нила, сверкавшего на солнце как зеркало.

Вздох благодарения вознесся из груди моей к бессмертным: не было ни малейшей волны, которая могла бы повредить утлую ладью, колыбель моего сына.

В эту минуту одна из женщин воскликнула:

— Смотрите, в тростнике корзинка, ее, вероятно, потеряли.

У меня подкашивались ноги; поняв это, Аснат сошла вниз и велела одной из прислужниц:

— Зета, достань корзинку, хочется взглянуть, что в ней…

Молодая девушка, к которой обратилась Аснат, немедленно бросилась в воду.

— О, госпожа, — воскликнула она, — тут лежит ребеночек, прехорошенький, как ангелочек.

Зета вернулась к лестнице, по которой я медленно спускалась, и подала корзину моей подруге.

— Какой прелестный ребенок! — воскликнула та. — Взгляни, Термутис. Кто бы мог покинуть бедное создание, предоставив его воле богов и волн?

Я увидела лежавшее на дне корзины крохотное существо, завернутое в белые пеленки. Его большие черные глазки были раскрыты, и по щекам катились крупные слезы.

— Это, без сомнения, еврейский ребенок, — сказала я, — должно быть, его бедная мать, не надеясь спасти малыша от слуг фараона, отправила его на воды Нила. Она предпочла, чтобы он умер вдали от нее или чтобы какая-нибудь сострадательная душа приняла несчастную малютку. Боги привели его ко мне, я спасу его.

Я положила руку на грудь ребенка в знак моего покровительства. Увы, я и не подозревала, что бившееся под моими пальцами сердечко со временем преисполнится гордостью, честолюбием и ненавистью к Рамзессидам; неумолимая судьба заставляла меня спасать именно того, кому суждено навлечь все предсказанные беды на мои родину и семейство.

К счастью, будущее скрыто от смертных, и в ту минуту я ощущала только радость и любовь.

Я приказала отнести ребенка в палатку и прибавила:

— Надо отыскать какую-нибудь еврейку, которая возьмется кормить малютку. Я позабочусь, чтобы ее не беспокоили. Зета, иди на дорогу и приведи ко мне первую встречную.

Она вернулась в сопровождении девочки лет одиннадцати или двенадцати, прелестное личико которой живо напомнило мне Итамара.

— Это — Мириам, дочь Иохабед, — шепнула мне Аснат, а девочка пала ниц передо мною.

— Встань, дитя, — по-доброму произнесла я. — Не знаешь ли ты кого-нибудь, кто возьмется ходить за ребенком, пущенным на Нил женщиной из твоего народа, которого боги привели ко мне, чтобы я спасла его? Я заплачу за уход за малышом и буду покровительствовать впоследствии.

Она пролепетала, что приведет мать, недавно потерявшую младенца, которая с радостью услужит мне.

— Приведи ее сюда сейчас же, пока я не вернулась во дворец.

Мириам убежала, а я, выкупавшись, легла в палатке и приказала подать ребенка, который заплакал.

Я ласкала и целовала младенца, он успокоился. Я рассматривала его: действительно, ребенок был редкой красоты и как две капли воды похож на отца. Я не могла им налюбоваться, равно как и мои прислужницы, толпившиеся около меня и не подозревавшие, как сильно я интересовалась его судьбой. Они думали, что только красота его смягчила мое сердце.

Я с нежностью прижимала ребенка к своей груди, когда вдруг появилась бледная и трепещущая Иохабед. Она пала ниц и приложилась к земле, я приказала ей встать.

— Ничего не бойся, добрая женщина, я желаю тебе добра. Возле того места, где я обычно купаюсь, мои женщины нашли корзину, в которой был этот ребенок. Кажется, он принадлежит к вашему народу. Он недаром приплыл по священным водам Нила, словно прося моего покровительства. Я заменю ему родителей, корми и воспитай его, я щедро заплачу за твои заботы о нем.