Угрюмое гостеприимство Петербурга - Степан Суздальцев Страница 6

— Нет, отец, — вспыхнул Петр Андреевич, — здесь вы не правы. Я покажу обществу блестящего, умнейшего, образованнейшего человека. И я докажу свету, что мир не единственным дворянством дышит!

— Ты потерпишь неудачу.

— Вот и посмотрим! — дерзко заявил молодой князь. — Я готов бросить вызов нашему обществу.

— Ты готов удовлетворять свои амбиции, — уточнил Суздальский. — А Герман? О нем ты подумал? Его чувства ты учел? Что будет с этим молодым человеком, если я окажусь прав, если общество раздавит его, надругается над его нежными чувствами? — Каждый вопрос старого князя эхом отдавался в столовой, и каждое слово его словно гроза обрушивалось на Петра Андреевича.

— Больше всего на свете Герман хочет доказать свету, что он достоин его, — холодно ответил молодой князь.

— Свету бессмысленно что-либо доказывать, — медленно произнес Андрей Петрович, обретя былое спокойствие. — Свет совершенно не заботят личные качества человека, его достижения, ум — все это на втором плане. На первом месте стоят происхождение и состояние человека — так всегда было и всегда будет. Забудь о мысли представить его свету.

— Отец, вы ошибаетесь, и я вам это докажу, — процедил сквозь зубы Петр Андреевич.

— Мне тоже ничего не нужно доказывать, Петр Андреевич, — произнес старый князь, — я восемьдесят лет прожил на свете, и восемьдесят лет я прожил в свете. Поверь же мне: я знаю его вдоль и поперек. Твои стремления похвальны. Но предупреждаю тебя: они не принесут твоему другу ничего, кроме горя, отчаяния и унижения, а тебе достанутся разочарование и чувство вины. И молись Богу, чтобы ошибка твоя не привела к непоправимым последствиям. Рана, которую Герман получит, оказавшись лицом к лицу с этим светом, уничтожит его целиком. Ты потеряешь своего друга.

Петр Андреевич слушал отца — человека старого и неоднократно наблюдавшего за тем, как эпохи сменяют друг друга.

Столько лет, столько событий, столько перемен. Россия не та, что была при государыне Екатерине. Нравы за шестьдесят лет порядком изменились. Старик не в силах осознать, что мир не стоит на месте, но на всех парусах летит вперед, что эпохи сменяют друг друга, и чем дальше, тем быстрее это начинает происходить. И нравы — нравы тоже меняются, и так же быстро, как и эпохи. Люди быстро привыкают ко всему новому, необычному. Увы, старому человеку понять это никак невозможно.

Увы, нравы не поспевают за эпохами. Меняются времена, меняются моды, меняются государи. Но не одно поколение потребуется на то, чтобы изжить из человеческих умов древние предрассудки. Человечество никогда не избавится от предрассудков. Старые предрассудки сменяются новыми, однако ничего не меняется, за исключением моды, царя и календаря.

Закончив обедать, Петр Андреевич встал из-за стола.

— Благородство не имеет происхождения, — сказал он напоследок. — Благородным человеком может быть и русский, и еврей, и англичанин.

— Кстати, об англичанах, — вспомнил старый князь, — на днях я получил письмо от моего старинного друга, герцога Уолтера Глостера. Он написал мне, что его сын и наследник маркиз Ричард Редсворд прибыл в Петербург и остановился в доме Воронцова.

Князь Суздальский сделал паузу, однако Петр Андреевич не спешил его перебивать. Он опустился обратно на стул и стал ждать продолжения. И оно последовало:

— Лорд Уолтер написал сыну письмо и просил меня передать его Ричарду.

— Но почему герцог не написал напрямую Воронцову?

— Дело в том, Петр Андреевич, что я друг Уолтера Редсворда. Единственный его друг в Петербурге. Все остальные для него — враги, — внушительно сказал Суздальский.

— Что ж он такого сделал? — поинтересовался Петр Андреевич.

— В 1811 году лорд Уолтер прибыл в Санкт-Петербург в качестве посла Британской империи в России.

— И этим он восставил всю столицу против себя? — иронично улыбнулся Петр Андреевич.

— Причины распри Редсворда с Россией — это тайна, которая осталась в прошлом, — сказал старый князь. — Молодежь не знает об этой распре, а старики о ней не вспоминают. Теперь, когда Ричард в Петербурге, история снова взбудоражит весь город — это неизбежно. Но пока этого не случилось, лорд Глостер просил меня держать его сына в неведении.

— Зачем ему это? — спросил Петр Андреевич.

— Уолтер надеется, что все обойдется, что его сын ничего не узнает, — ответил Суздальский. — Сегодня ты окажешься в обществе Ланевских, Демидовых и Воронцовых — участников этой истории. Ты должен знать, в чем дело. Но ты никому не должен раскрывать эту тайну. Клянешься ли ты до времени молчать?

— Слово дворянина, — произнес Петр Андреевич.

….

— Так, стало быть, сегодня вы поедете на бал? — спросил Петр Андреевич, когда рассказ был кончен.

— Нет, Петр Андреевич, на бал поедешь ты, — ответил старый князь, — довольно с меня балов, придворных раутов, банкетов.

— Значит, я передам письмо Ричарду, — заключил Петр Андреевич.

— Письмо и мое приглашение к завтрашнему ужину, — добавил Суздальский.

— Так вы не уедете завтра в деревни? — спросил Петр Андреевич.

— Увы, с поездкой придется повременить.

Петр Андреевич подумал о своем друге Германе, которого столь опрометчиво пригласил в гости. Необходимо сообщить ему о том, что ужин отменяется, решил он, однако, взбудораженный историей, поведанной отцом, почти сразу же забыл написать Герману.